«Да нет, это разные люди», — заметил капитан Сошников. «Откуда ты знаешь, что они разные! — горячился майор Таранихин. — Чего на белом свете не бывает».
Долго мы еще спорили, обсуждая различные варианты не раскрытых ранее событий. Возражения капитана Сошникова становились как бы неувереннее, мягче, наши позиции сближались. По анкетным данным, у Терещенко два сына. Но так ли это — в момент задержания не проверялось. А задерживался он в 1945 году капитаном Тимофеевым. Я связался по телефону с капитаном — спросил о сыновьях Терещенко. Капитан Тимофеев ответил, что, насколько он помнит, в августе 1945 года Терещенко прибыл в здание Лишучженьской японской военной миссии самостоятельно, по вызову; на его квартире Тимофеев не был и ничего не знает о его сыновьях. После этого разговора с капитаном Тимофеевым в нас стала укрепляться новая идея: а не является ли Кунгурцев сыном Терещенко?
Мы изложили все эти свои изыскания и предположения полковнику Бухтиарову.
«Ну что ж, неплохо продумано, — выслушав нас, заметил он. — Между прочим, одним из методов оперативного мышления является обоснованная оперативная фантазия, которая базируется на реальных фактах. Думаю, что ваше предположение о родстве Кунгурцева и Терещенко вполне оправданно. Это нужно срочно и тщательно проверить».
Было решено, что я наведу справки о поведении Кунгурцева в исправительном лагере и — при наличии возможностей — организую опрос…
Через сутки я уже находился в кабинете заместителя начальника Управления особых отделов Дальнего Востока генерал-майора Шишлина Ивана Васильевича, который непосредственно контролировал нашу розыскную работу. Доложил о мероприятиях относительно Терещенко и Кунгурцева. Генерал подметил, что наши посылки имеют некоторую перспективность, но и некоторую шаткость. Он сказал, что будет лично контролировать выполнение нашего плана.
На наш запрос Управление госбезопасности по области сообщило, что поведение его удовлетворительное, что он овладел специальностями плотника и столяра, перевыполняет нормы выработки, участвует в художественной самодеятельности. Генерал Шишлин ознакомил меня с этим сообщением и предложил выехать туда для беседы с Кунгурцевым. Заранее предупредил, что она будет сложной. В случае подтверждения нашей версии Кунгурцеву придется говорить о преступлениях отца, а это не так просто. Материалов для уличения его в неискренности на следствии было немного. Поэтому генерал предлагал вести беседу предельно доброжелательно и постараться убедить заключенного, что в его интересах быть искренним.
