После этого пытались установить его личность. Хутора Подлесного в Лесозаводском районе, как и во всем Приморье, не существовало. По учету населения, а также лиц, привлекавшихся к уголовной ответственности, Терещенко не значился. В ходе допросов вывезенных в СССР задержанных преступников, знавших Терещенко по Маньчжурии, никаких дополнительных сведений о нем получить не удалось.
Оказавшись фактически в тупике с розыском беглеца, Управление особых отделов 1-го Дальневосточного фронта в апреле 1947 года переслало розыскные материалы в особый отдел 1-й Краснознаменной армии на том основании, что Терещенко в Маньчжурии был задержан этим отделом.
В деле не оказалось моего рапорта от 14 августа 1945 года с изложением заявления Ясудзавы о том, что Терещенко живет под чужой фамилией. Тогда я написал рапорт заново. Разработанные нами мероприятия, утвержденные полковником Бухтиаровым, выглядели малоперспективными: ведь следы разыскиваемого начисто оборвались, и ничего реального мы придумать не могли. Я приступил к изучению других дел, но никак не мог на них сосредоточиться — Терещенко не выходил из головы.
Да, секрета в том нет: после войны мы искали сотни преступников. Но одно дело, если ты лично не знал разыскиваемого, и совсем другое, когда он побывал в твоих руках и — скрылся. В этом случае ощущаешь особую ответственность за розыск. Так было и у меня с Терещенко. Мысль о том, что он где-то скрывается на территории СССР и, возможно, мстит за свои неудачи, совершая новые злодеяния, не давала мне покоя.
Между тем после войны с Японией репатриация из Маньчжурии русских эмигрантов продолжалась. Они могли принимать советское гражданство. И в одном из пунктов нашего розыскного плана мы предусмотрели их опрос о Терещенко, особенно тех, кто жил в Лишучжене, Муданьцзяне и Харбине. Это мероприятие не было особенно перспективным, но не исключалось, что мы могли получить новые сведения о личности разыскиваемого. Размышляя об этом, я пришел к выводу, что нужно опросить о Терещенко не только тех, кто возвращается в нашу страну после окончания войны с Японией, но и ранее находившихся в Маньчжурии лиц, прибывших оттуда в СССР в разное время.
И тут я вспомнил Кунгурцева, которого о Терещенко еще не спрашивали, хотя, как показал Кунгурцев на следствии, родился он в Мулине, расположенном недалеко от Лишучженя.
И вот мы втроем — бывший старший следователь, а теперь начальник следственного отделения, майор Таранихин, розыскник капитан Сошников и я — обсуждаем вопрос, как лучше организовать опрос Кунгурцева. Фантазируем, немного спорим. Я предположил: вдруг при опросе Кунгурцев заявит, что Терещенко не только его знакомый, а даже родственник.
