В стыковочном отсеке нас встретил молчаливый отрок в традиционном комбезе цвета морской волны, представился старшим матросом Петренко и проводил на жилую палубу, в центральный коридор которой, расположенный несколько асимметрично оси корпуса, выходило десять дверей. Проводник немногословно пояснил, что по правой стороне расположено жилье экипажа – одноместные каюты, а слева – двухместные кубрики десанта, и предложил занимать номера с шестого по девятый. После оживленного, но краткого обсуждения разбились попарно – я с Юциусом, Волчара с Сашкой, а мичману Литке в соседи достался младший сержант Федотов. Шелест с понимающей усмешкой вселился в кубрик номер девять. Немного обжившись в тесноватых комнатках и избавившись от львиной доли поклажи, мы в сопровождении все того же Петренко явились в кают-компанию, где нас ожидал остальной экипаж. Последовала традиционная церемония знакомства, затем капитан распустил не занятый в маневрировании личный состав, то есть нас, по каютам.
По возвращении в кубрик я завалился на откидную койку и сам не заметил, как заснул. Проснулся часа через три, когда лодка уже была в открытом море и от Океанариума ее отделяла добрая сотня морских миль. Все это я выяснил, опросив случившегося неподалеку Петренко. Прикинул про себя – тридцать с лишним узлов скорость у нашей посудины, и это далеко не предел, как я понимаю. Если в километры перевести, почти две сотни за три часа получается. От Океанариума до Южной гряды чуть больше восьмисот километров, так что к острову Птичий подойдем часов этак через семь-восемь. Причем засветло еще, что для нас не очень хорошо. Придется ждать темноты. Сон я успешно перебил, поэтому в кубрик возвращаться не стал. Вместо этого завалился в кают-компанию, где обнаружил сержанта Федотова, коротавшего время в обществе мичмана Литке и майора Волчары. Вяло отмахнувшись от приветствий, я примостился на краешек дивана и поинтересовался:
– А где все?
– А пес их знает, – зевнул Волчара, при этом даже не отвел взгляда с обзорного экрана.
Дисплей этот диагональю метра под три полностью занимал фронтальную стену. На него выводилось изображение с ходовых оптических сенсоров, а качество картинки было столь высоко, что возникал эффект погружения. В прямом смысле слова погружения – под воду на глубину двадцать метров. Пейзаж, правда, разнообразием не поражал – темноватая толща с едва просматривавшимся внизу песчаным дном, тут и там заросшим купами водорослей да изредка проносившимися мимо стайками серебристых рыбешек. Тем не менее Игнат от этого зрелища оторваться не пожелал, лишь буркнул под нос:
