Когда я наблюдал эту картину, сознание того, что я мужчина, победило во мне все философские доводы, и я ощутил какой-то мощный толчок. Отбросив в сторону цинизм, как принадлежность туалета, которую можно снова надеть, когда мне захочется, я кинулся к своей лодке. Старая посудина давала течь, - но что из того? Ведь я не раз тоскливо и нерешительно посматривал на флакончик с опием, и мог ли я сейчас взвешивать шансы и уклоняться от опасности? Отчаянным усилием я подтащил лодку к воде и вскочил в нее. Сперва я боялся, что ее опрокинет бушующий прибой, но после нескольких бешеных ударов веслами мне удалось выбраться в море, и лодка не затонула, хотя и наполнилась наполовину водой. Теперь я находился среди бушующих волн, лодка то взлетала на гребень огромного черного вала, то падала вниз так глубоко, что, взглянув вверх, я видел вокруг себя лишь сверкание пены на фоне темного неба. Далеко позади я слышал дикие вопли старой Медж, которая заметила меня в море и несомненно решила, что я сошел с ума.
Работая веслами, я оглядывался по сторонам, пока, наконец, не увидел на гребне мчавшейся навстречу огромной волны белое пятно. Когда женщину проносило волной мимо меня, я нагнулся и с трудом втащил ее, насквозь промокшую, в лодку. Мне не пришлось грести обратно - следующий вал подхватил нас и выбросил на оберег. Оттащив лодку подальше от воды, я поднял женщину и отнес ее в дом. Позади ковыляла экономка, громко поздравляя меня и выражая свое восхищение.
Вслед за этим во мне наступила реакция. Я понял, что моя ноша жива, по дороге к дому я приложил ухо к ее груди и услышал слабое биение сердца. Убедившись в этом, я небрежно, как вязанку дров, опустил ее у огня, который разожгла старая Медж. Я даже не взглянул на нее, чтобы убедиться, красива они или нет. Уже много лет я почти не обращал внимания на наружность женщин. Однако, лежа у себя в гамаке, я слышал, как старуха, растирая женщину, чтобы согреть ее, монотонно бормотала: "Ах, бедная милочка!", "Ах, красоточка!", из чего заключил, что спасенная мною жертва кораблекрушения была молодым и миловидным существом.
Утро после шторма выдалось тихое и солнечное. Гуляя вдоль длинной полосы нанесенного песка, я слушал тяжелое дыхание моря. Вокруг рифа оно вздымалось и бурлило, но у берега было подернуто лишь небольшой рябью. На рифе не оказалось никаких признаков шхуны, на берегу - никаких остатков кораблекрушения, но это меня не удивило, так как я знал, что в здешних водах имеется сильное подводное течение. Над местом ночной катастрофы кружили две ширококрылых чайки; иногда они подолгу парили в воздухе, словно разглядывали в волнах что-то странное. Порой я слышал их хриплые крики, как будто они рассказывали друг другу о том, что видели.
