В этом уединенном приюте, между незыблемыми холмами и вечно шумящим морем, избавленный от людской назойливости, работая и размышляя, я провел больше двух лет. Постепенно я так приучил к молчанию свою старуху служанку, что она стала редко открывать рот, хотя я уверен, что, навещая два раза в год своих родственников в Уике, она за эти несколько дней полностью вознаграждала себя за вынужденное молчание. Я уже почти забыл, что являюсь членом великой семьи человечества, и привык жить среди мертвецов, книги которых я внимательно изучал, когда произошел случай, придавший моим мыслям новое течение.
После трех суток бурной погоды в июне выдался тихий, спокойный денек. Ни малейшего дуновения не чувствовалось в воздухе в тот вечер. Солнце зашло на западе за гряду багровых облаков, и на гладкую поверхность бухты легли полосы алого света. Лужи воды после прилива казались на желтом песке пятнами крови, словно здесь с трудом протащился какой-то раненый великан, оставив кровавые следы. По мере того как сгущались сумерки, бесформенные облака, нависшие над восточной частью горизонта, собрались в огромную, причудливых очертаний тучу. Барометр все еще стоял низко, и я чувствовал, что надвигается гроза. Около девяти часов вечера с моря стали доноситься глухие стоны, словно какое-то измученное существо почувствовало, что вновь приходит час его страданий. В десять часов с востока подул сильный бриз. К одиннадцати часам он усилился и в полночь разразился таким яростным штормом, какого я еще никогда не видел на этом бурном побережье.
Когда я ложился спать, галька и морские водоросли барабанили в окно моей мансарды, а ветер завывал так уныло, что, казалось, в каждом его порыве слышится стон погибающей души. К тому времени завывания бури стали для меня колыбельной песней. Я знал, что серые стены старого дома выстоят, а то, что происходит во внешнем мире, меня мало заботило. Старая Медж обычно относилась к этому с таким же равнодушием, как и я. Вот почему я очень удивился, когда около трех часов ночи меня разбудил громкий стук в дверь, и я услышал взволнованный, хриплый голос моей экономки. Я выскочил из гамака и грубо спросил ее, в чем дело.
- Эй, хозяин, хозяин! - пронзительно кричала она на своем отвратительном диалекте. - Скорее! На рифы наскочил большой корабль. Бедные люди кричат и просят о помощи. Ах, хозяин Мак-Витти! Скорее! Сойдите вниз!
- Попридержи свой язык, старая карга! - в ярости закричал я. - Что тебе до того, погибнут они или нет? Ложись спать и оставь меня в покое.
