Исповедь потрошителя | страница 17
— Вроде цел,— заключил он после беглого осмотра. — Это ведь не твоя кровь?
Берти не отвечал. По его лицу уже бежали слезы.
Тем временем старший конюх сумел успокоить Ретивого и осмотрел его ногу.
— Он ранен! — возмущенно воскликнул конюх. — Этого коня намеренно ранили!
Недоверчивые возгласы сменились возмущенным ропотом, желающие смогли убедиться в правдивости этих слов. В конюшне уже собралась изрядная толпа — ночной переполох разбудил все поместье. Люди недоуменно переглядывались, гадая, кто мог такое сотворить.
— Постойте-ка... Это что же выходит... — нахмурил брови слуга, поймавший Берти. Думал он медленно, но направление его мыслей ничего хорошего Берти не сулило. Наконец он сложил очевидные факты и закричал: — Люди, поглядите! Здесь у меня чужой постреленок. Весь в крови, что твой мясник.
Все взоры тут же обратились на мальчишку. Залитое кровью лицо не позволило людям сразу признать в нем соседского сына. Зато они почти сразу сообразили, что он и есть виновник ночного смятения. Перед Берти замаячил призрак жестокой расправы — деревенский народ всегда был скор на руку. Вдобавок ко всему какой-то глазастый юнец нашел в соломе нож.
— Твое? — грозно навис над Берти старший конюх, потрясая заляпанным кровью ножом.
Совершенно оцепенев от страха, мальчик ничего не ответил. Конюх грубо схватил его за руки и развернул их ладонями к себе. Как и лицо, они оказались в темной, уже подсыхающей лошадиной крови.
— Как есть — твое!
— Дубьем его, маленького сатану! — выкрикнул из толпы истеричный женский голос.
— Ты кто такой?! — конюх встряхнул Берта. — Откуда взялся?
— Это Берти Морт,— раздался вдруг сильный спокойный голос. — С дороги! Дайте пройти!
Толпа разом умолкла и расступилась. На пороге конюшни с фонарем в руке, в длинном, тщательно запахнутом домашнем халате, слегка взъерошенный но от того не менее величественный, стоял хозяин поместья мистер Чарльз Диккенс.
***
Мэри вернулась домой под утро. К тому времени малыш уже проснулся и настоятельно требовал еды. За неимением настоящей колыбели, Берт положил его в ящик и устроил на софе рядом с собой. Измотанный событиями последнего дня, ранением, плаваньем в зловонной реке и тяжелой дорогой к лачуге Мэри, он то и дело проваливался в забытье, но вскоре тревожно вскидывался — как там малыш. Когда младенец окончательно пробудился и Берт уже начал жалеть, что отпустил его мать в опасную экспедицию к своей квартире, дверь скрипнула, впуская Мэри.