— Мне, доктор, все равно. Лишь бы девчонка осталась в сохранности. Капитан не зря говорил про гестапо…
— Не беспокойтесь, я все понимаю.
Майер отомкнул дверь и вошел в кабинет вместе со штабс-фельдфебелем. Ивета по-прежнему лежала на диване и всхлипывала. На вошедших она даже не посмотрела.
— Видите, штабс-фельдфебель, она в порядке.
— Да, она в порядке…
— А теперь прошу вас, берите стул и садитесь за дверью. Да гоните всех любопытных.
— Сам знаю!
Штабс-фельдфебель взял стул и вышел. А Майер замкнулся изнутри и тоже сел на стул поближе к двери.
Бедная Ивета оказалась в тюрьме и сразу при двух надзирателях.
Теперь, когда Кожин мог ходить, Коринта по пять — шесть раз в день выгонял его на прогулку, заставлял тренироваться.
Опираясь на палку, Кожин осторожно спускался с чердака и гулял по довольно просторному двору сторожки. Влах на это время забирал Тарзана и уходил с ним в лес караулить дорогу.
Так было и в этот злополучный день.
Плотно пообедав и отлежав в постели обязательный “мертвый час”, Кожин спустился во двор, а Коринта, как обычно, зорко наблюдал за ним, развлекал его беседой и в случае надобности делал массаж.
Влах вскинул на плечи двустволку, взял Тарзана на поводок и отправился в лес следить за окрестностью.
Настроение у лесника было отличное. Он радовался успехам Кожина, которого успел полюбить, как сына, радовался и тому, что непонятная работа его друга доктора тоже идет удачно. Он понимал, что своим скромным трудом немало способствовал всем этим успехам, и это сознание наполняло его законным чувством гордости.
Хорошее настроение хозяина передавалось обычно и собаке. Но сегодня Тарзан вел себя как-то странно. Прогулка явно не радовала его. Взгляд у него был угрюмый, настороженный. Он часто останавливался, взъерошивал шерсть на загривке и глухо рычал.
Поведение собаки обеспокоило Влаха. Он знал своего Тарзана, знал, что тот не станет волноваться попусту.
— Ну что, Тарзанушка, что с тобой? Заболел ты у меня или беду какую почуял?
Лесник гладил собаку, но та не отвечала на ласку, как обычно, а смотрела на хозяина умным пристальным взглядом, словно хотела сказать: “Берегись! Я чую что-то нехорошее!”
Эти сторожевые обходы Влах делал не по дороге, а по лесной чаще, но так, чтобы дорога постоянно оставалась на виду. Обычно он ходил не далее одного километра в одну и в другую сторону от сторожки. На сей раз беспокойное поведение Тарзана заставило его сделать более длинный конец в сторону К-ова. Там немцы, и, стало быть, опасность может угрожать только оттуда.
