Американская оккупация | страница 70
Но Патрик с нетерпеливым возгласом вырвался из ее рук.
— Если ты меня еще хоть немножко любишь, — продолжала она, — если у тебя остались ко мне хотя бы крохи доверия и дружбы, как в детстве, постарайся не видеться со мной. И если мы случайно встретимся на Церковной площади или на улице, сверни за угол, чтобы я тебя не заметила. Не заставляй меня страдать.
Патрик с минуту удивленно молчал. Потом ответил:
— О’кей.
В четверг 16 июля 1959 года, подойдя к мужскому лицею, он увидел на двери списки сдавших устный экзамен на бакалавра за 1958–59 годы. Месяц назад он весь обложился крошечными розовыми листочками-шпаргалками, и они сослужили ему добрую службу. Карьон был в списке. Внезапно его охватило ликование.
Он вышел из толпы подростков, которые отыскивали свои имена, испуская горестные вопли или ликующие крики.
На обочине шоссе он увидел свой велосипед «пежо». Рядом стояла родительская «Жюва-4» поносного цвета. За спиной раздался голос отца.
— Ну что, сдал? — боязливо спросил доктор Карьон.
Патрик обернулся и грубо ответил: еще бы!
Счастливый доктор хотел было заключить сына в объятия, но тот резко отстранился, сел на велосипед и уехал.
14 сентября 1958 года генерал де Голль направил президенту Эйзенхауэру меморандум. 11 марта 1959 года генерал де Голль вывел средиземноморский флот из-под командования союзников. В июне 1959 года началась эвакуация баз НАТО. В течение третьей недели июля 1959 года американские военные покинули Мен.
Никогда в жизни он больше не занимался музыкой.
Отца он увидел только один раз, когда собирал свой чемодан. Они обменялись ничего не значащими словами. Его мать не пожелала присутствовать при его отъезде. Нет никаких отъездов. Нет никаких путешествий. Нет и возвращений. Нет никаких встреч, потому что никогда не бывает отъездов. Не бывает отъездов, потому что человеку нечего покидать.
Одна только смерть вырывает нашу жизнь у нее самой. Невозможно забыть свои первые страхи. Лишь умирая, можно избавиться от тоски, от плотских желаний, от радости. Что это за детство, если память о нем тает быстрее, чем дымок сигареты LM над засохшей тиной берегов Луары? Разве ты помнишь себя маленьким? Разве помнишь свой лобок без волос? Помнишь, как тебе не хватало слов? Как ты боялся паука? Или громадных гусей, на голову выше тебя самого? Он больше не виделся с ней. Она истомилась от горя. Встречая ее на улице, он сворачивал за угол. Ее щеки высохли. Глаза запали, но их взгляд еще ярче сверкал на худом лице. Она бродила по улицам, по площади, по мосту, растрепанная, неприбранная, в старом куцем черном платьишке с рукавами фонариком, не скрывавшем ее острых коленей. У нее был вид загнанной клячи. Она больше не разговаривала. И если он обращался к ней, встретив в булочной или в кафе, она пожимала плечами и пресекала любые объяснения, словно ей все стало безразлично.