– Ты своенравна. – Его улыбка исчезла. – Однако теперь не время показывать характер. – Он начал расхаживать по комнате, словно на уроке миссис Вильхельм. – Невыполнение пакта не только приведет к политическому кризису, но и обесчестит память о наших родителях, которые хотели нашего брака в интересах мира.
Я удивленно воззрилась на Люциуса:
– А с твоими родителями что случилось?
– Их растерзала толпа при погроме. А ты как думала?
– Прости. Я не знала.
Люциус сел на кровать и наклонился вперед, сплетя пальцы:
– В отличие от тебя, Джессика, я вырос среди сородичей, и у меня были достойные примеры для подражания.
– Так называемые Старейшие?
– Да. Меня отправили к родственникам. Если бы ты была с ними знакома, ты бы отзывалась о них с должным почтением. Впрочем, вы обязательно познакомитесь. – Люциус свел ладони вместе, пытаясь скрыть раздражение. – Они внушают ужас.
Я нахмурилась:
– Понятно… Твое детство прошло среди внушающих ужас Старейших. И что в этом хорошего?
– Я получил должное воспитание, – ответил Люциус. – Меня научили дисциплине, привали понятие о чести. – Он потер челюсть. – Порой силой, когда требовалось.
Я забыло о злости:
– Тебя что, били?
– Случалось. – Казалось, Люциус не видит в этом ничего необычного. – Время от времени. Из меня растили воина, выковывали характер правителя. Королей взращивают не на мамкиных коленях, объятиями и поцелуями. Королей красят шрамы. На троне никто не станет вытирать тебе слезы. Лучше, чтобы ребенок рос, не ожидая снисхождения.
– Но это… ужасно! – Я подумала о своих родителях, которые не могли поднять руку на термитов, изъевших амбар, не говоря уже о том, чтобы ударить ребенка.
Люциус отмахнулся от моего сочувствия:
– Я говорил о строгой дисциплине, привитой мне Старейшими, не для того, чтобы вызвать жалость. Я рос своенравным, волевым ребенком. Я не поддавался ни внушению, ни контролю, а меня надо было подготовить для власти. И меня подготовили… – Он многозначительно посмотрел мне в глаза: – Я осознал свое предназначение.
Так, круг замкнулся, мы вернулись к тому, с чего начали.
– Нет, это невозможно, – простонала я. – Не собираюсь я вступать в вашу секту!
Люциус встал и вновь начал расхаживать по комнате, приглаживая пальцами блестящие черные волосы.
– Ты меня не слушаешь.
– Это ты меня не слушаешь! – воскликнула я.
Люциус потер глаза:
– Черт побери, никаких нервов не хватает… Я говорил Старейшим, что отдавать тебя в чуждую культуру было безумием. Ты никогда не станешь подходящей невестой. Настоящей принцессой. Но оба клана настаивали на том, что твоя жизнь представляет слишком большую ценность, что тебя нельзя оставлять в Румынии…
