Но и с учётом укрепленья,
Что в спешке за ночь возвели,
Удерживать сооруженье
Они бы долго не смогли.
Всё это, будучи военным,
Наш совестливый капитан
Осознавал и, несомненно,
Отхода приготовил план.
Возникшие соображенья,
Без лишних страхов и прикрас,
Он изложил для обсужденья
Своим подельникам сейчас.
Сам отстранённо-флегматично
Выглядывал в косую щель
Щита, в который хаотично
Стучались пули и метель.
Щит, что закрыл проём оконный
Двухслойной сбивкой горбыля,
Конечно, был не дот бетонный,
Но и не хлипкая сопля.
За ним укрывшись, Угринович
Пытался во дворе узреть,
Что им сегодня приготовил
Господь: удачу или смерть.
* * *
А сзади, страстью сатанея,
Затеяли нелепый спор
Пехотный капитан Корнеев
И пристав Немировский. «Вздор!» –
Кричал Корнеев, не стесняясь
Ни в жестах, ни в крутых словах.
А пристав, вяло защищаясь,
Горел румянцем на щеках
И несуразности долдонил,
Его бессмысленный бубнёж
Своей нелепостью драконил
Корнеева сильней, чем ложь.
Размолвка старших командиров
Отряда сводного никак
В казармах не служила миру,
Здесь только не хватало драк.
Особенно, когда старался
Отряд отбиться от врагов.
…Но Угринович и не рвался
Утихомиривать глупцов.
Не то чтоб самобичеванье
Да муки совести при том
Апатию и нежеланье
Активничать развили в нём.
Он просто ждал, когда наступит
В атаке инсургентской спазм,
Когда усталостью притупит
Повстанческий энтузиазм.
Тогда, прикрывшись белым флагом,
Спокойно, будто на парад,
Покинул бы неспешным шагом
Казармы войсковой отряд.
Ушли б за Корсунскую балку,
В Енакиево, где пока
Восстанье не было столь жарким,
Как в Горловке, наверняка.
Тут не ахти какая хитрость,
Но очень часто простота
И показная безобидность
Эффектней ратного труда.
Повстанцы вовсе не стратеги,
Не мудрой тактики сыны.
Они, лежащие на снеге,
Уже устали от войны.
Стрельба и боя свистопляска –
Для них чужое ремесло.
Им поскорее бы развязка,
Им побыстрее бы в тепло.
* * *
Манёвр отхода с белым флагом,
Что Угринович предложил,
По мненью пристава, зигзагом
По всей полиции лупил.
Знал Немировский: инсургенты
Его вовеки не простят,
И никакие аргументы
Бунтовщиков не убедят.
Солдат отпустят, близ казармы
У них не станут на пути.
А вот позволят ли жандармам
Без осложнения уйти?
Увязнув в этой мрачной мысли,
Раз пять её перебубнив,
Сник бравый пристав, голос кислый
Его стал жалок и плаксив.
Еще вчера, расправив плечи,
Он тоном резким и сухим
Плёл устрашающие речи
Бунтовщикам машзаводским.
Как царь и бог в одном флаконе,
Радетель ярый о благом,
Он обещал всех урезонить
