Нервно, чуть не промахнувшись, Оля загасила сигарету в пепельнице.
— Мне и представить трудно, что тебе пришлось пережить…
— Ты была права, не надо было рассказывать… Но я закончу, немного уже осталось. Меня взяла к себе бабушка. Кроме нее, у меня никого не было. Боюсь, я не слишком любил ее. Она была… Строгой, суровой женщиной. Не один раз я пытался заводить с ней разговоры об истории нашей семьи. Она или отмалчивалась, или отвечала коротко и крайне неохотно. Но она показывала мне эту шкатулку и подчеркивала, что это семейная реликвия и она достанется мне… Бабушка пропала, когда мне исполнился двадцать один год.
— Пропала?..
— На следующее утро после дня моего рождения. Она сказала, что ей нужно сходить на почту, не то получить, не то отправить какое-то письмо… Я не слишком прислушивался к ее словам. Она ушла, и больше я никогда не видел ее. Насколько мне известно, никто ее больше не видел.
Оля зажгла новую сигарету.
— Я искал документы, — проговорил Борис, — или что-нибудь, что может пролить свет… В квартире… Я не нашел ничего. Только в этой шкатулке… Там была записка.
— Какая записка?
— Даже не знаю, можно ли назвать это запиской. Клочок бумаги, и на нем одно-единственное слово, латинскими буквами.
— Какое слово?
— «Ниманд».
— Что это значит?
— По-немецки «никто».
Резко поднявшись, Оля подошла к окну, распахнула форточку.
— А раньше, — спросила она, оборачиваясь, — когда бабушка показывала тебе шкатулку, там было что-нибудь?
— Нет, ничего. В последний раз — всего за несколько дней до ее исчезновения. А слово «ниманд» было написано бабушкиным почерком. Его трудно спутать, он… Очень приметный, особенный. Значит, она написала на бумажке слово «ниманд», положила эту записку в шкатулку, а потом вышла из дома, чтобы не вернуться…
— И о смысле надписи на крышке она тебе ничего не говорила?
— Нет.
— Но ведь ты спрашивал?
— Конечно. Она не хотела об этом говорить. Или не знала, или… Словом, не говорила.
Оля снова подошла к Борису, склонилась к нему, посмотрела в глаза.
— Но тебе… Очень хотелось бы узнать, правда? Не только о надписи… Обо всем?
Борис ответил не сразу.
— Не знаю, — медленно проговорил он наконец. — Не знаю.
