Я снова высморкался.
— Я нанесла сегодня визит принцу Руперту, — сказала она.
— Вы кажетесь угрюмой. Встреча плохо прошла?
— Лучше, чем я ожидала, на самом деле. Просто пошла не тем путём, как я надеялась. Он не назвал имён и не указывал пальцем, но признал, что находится под давлением, заставляющим игнорировать бардак в северной стороне. Он пытается бравировать, но сам боится. Думаю, давление исходит от его брата.
— Король? — я чихнул. Холод мог стать опасным. Кашель уже был на подходе.
Король не подходил на роль злодея. Поскольку наступил мир, ему оставалось только веселиться по ночам и отсыпаться днём.
— Знаю. Только вот, у кого хватит власти управлять Королём? Я в первой десятке, но не могу. Я могу всего лишь встречаться с Рупертом.
— Почему он соглашается с вами? — я посмотрел на неё, пытаясь при этом не шарить по её телу взглядом.
— Будь здоров.
О, благословенная простуда. Моя честь спасена соплями.
Я повернулся, чтобы смотреть на что-нибудь другое, а не на неё.
— Сегодня обнаружилось и хорошее. Я уверена, Кеванс не вовлечена в это, — сказала она.
— Рад за вас.
Я не был в этом уверен. У её дочери были серьезные проблемы с головой, что отстраняло её от общества и его правил.
— Первое доказательство, никто не прячет её, как прячут это существо. И у неё есть алиби на обе ночи, когда происходил дурдом.
Кажется, она не радовалась сказанному.
Она говорила, что живёт раздельно от отца и дочери. Может её папа и был алиби Кеванс.
Очень может быть. Тогда сказанное ею не выдерживает критики.
Седлающая Ветер больше не хотела полагаться на отца. Она выкинула его из семейного особняка на Холме.
Барат Алгарда — который при любых ситуациях, в которых я его видел, оставался образцовым человеком, каких редко встретишь — внушил дочери мысль о её полной беззащитности, она думала, что единственный реальный смысл её жизни, быть чьей-то секс-игрушкой.
Это я подумал, когда она сказала:
— Я одна из десяти самых влиятельных колдунов в Танфере, — только маленькая девочка внутри её так не считала. — Я знаю что здесь.
Она стукнула по голове кулаком.
— Значит, вопрос в том, кто пугает Руперта сильнее, чем вы?
Это вызвало удивительно юношескую усмешку.
— Да. Но вы должны помнить, что Руперт по-прежнему останется хозяином самому себе. Даже если кто-то заставит его обмочить штаны. В этом он отчасти похож на вас.
Я испытывал сильное-сильное удовольствие.
Она продолжила говорить:
— Своим молчанием он дал мне понять, что надеется, я буду продолжать помешивать в горшке. Он намекнул, что есть люди на периферии, которые, возможно, не перестанут разнюхивать из-за того, что власть не хочет этого.
