Островцеву стало жарко, он сбросил плащ, оставшись в рубашке. Чьи-то руки обнимали его, и он обнимал кого-то.
Люди, что танцевали вместе с ним, были в эту минуту самыми близкими для Андрея, самыми родными. Ему хотелось сделать что-то для них. Достать с неба луну, повернуть время вспять, остановить память…
Он, пошатываясь, сошел с электрички на темной платформе. Родинка, его полустанок. Мрачно и тихо: окна не светятся, не слышно густого шума лесопилки.
Посмотрев, как гаснет вдали желтое пятно поезда, Андрей побрел по знакомой улочке —серой, как шкурка мыши.
Уходи —и дверь закрой,
У меня теперь друго-ой
Мне не нужен больше
Твой…!
Прогорланил хрипло:
— и умолк, почувствовав напряжение, повисшее над спящими домами.
Больше не порываясь петь, Островцев добрался до своей двери, сильно и резко постучал.
Окна разом засветились, дом зашелестел голосами, зашуршал шагами.
— Андрюша, почему так поздно?
С распущенными седоватыми волосами Галя походила на ведьму. Андрей вошел в круг света, Галя осеклась, потом заговорила —быстро-быстро, со слезой в голосе.
— Андрюшка, да что это? Да кто это? Где твой плащ? Что с лицом? Ну, говори! Что с тобой? Где ты пропадал?
Она зарыдала, некрасиво искривив рот, ухватилась тонкими руками за Андрея, несильно встряхнула.
— Отойди, пустоцветная, — сказал Островцев и, отстранив ее, прошел в дом. Наткнулся на испуганные глаза матери.
— Ты что, пьян? — проговорила она.
Андрей и сам не знал —пьян он или трезв. Пил? Кажется да, пил. А может, и не пил…
Пробурчав что-то сквозь зубы, он завалился на диван и тут же захрапел, не слыша рыданий Гали и болезненно-убедительного голоса матери:
— Ну что ты, детка? Ну, какая ты пустоцветная? Он просто пьяный! Пьяный дурак!
Портфель Островцев из руки не выпустил, точно боясь, что отнимут.
Вот только застежка на портфеле была расстегнута, крышка раскрылась, обнажив пустоту.
К счастью, ни Галя, ни Марина Львовна не донимали Андрея расспросами о том, почему он перестал ездить на работу.
С неделю Островцев ждал визита гостей —Невзорова или кого посерьезней; поднялся на чердак, отыскал охотничье ружье, почистил, смазал, зарядил.
Тишина.
Анюта, сто тысяч, жадный блеск глаз торгаша Звоньского, Crazy Horse мало-помалу стали казаться Островцеву сном —гадким, унизительным сном. А реальность… Реальность —это испарина на лбу Кирка Салливана, изучавшего секретные документы Невзорова.
Островцев жадно просматривал выпуски новостей.
