Отец глянул на дверь, и, вероятно, потому что дочь стояла спиной к свету, ему померещилось, что это какой-то юнец, хотя Розали была его единственным ребенком. Возможно, из-за секундного обмана зрения директор цирка сразу понял, что сказала его дочь.
“Я хочу стать директором, – произнесла Розали. – Вот только твоих усов у меня не будет... ну и не надо, – добавила она. – Папа, подумай только! Я буду стоять с плеткой, отделанной золоченой инкрустацией, и звонко щелкать ею. Подумай только, мое имя напишут на афишах над именами всех артистов, всех знаменитостей, я буду руководить ими. Под моим именем и под шатром нашего шапито будут собираться все они, я буду все решать сама! – Щеки у Розали пылали. – Я действительно буду все решать сама”.
Отец молчал, пораженный. Никогда, даже в самых буйных своих фантазиях, он не представлял, что Розали вот таким образом решит продолжить их цирковую династию. Он, разумеется, не тиран и рутинер, но, по его сведениям, ни в одном цирке мира нет директора-женщины.
И все же он сумел не рассмеяться.
“Быть директором цирка очень трудно”, – сказал он.
“Да, – вежливо согласилась Розали. Но в душе ее жило сомнение, поэтому она спросила: – Папа, что труднее – быть директором, как ты, или танцовщицей на проволоке, как миссис Эстер?”
Отец подмазал фиксатуаром острый ус. Он так давно привык думать только о насущных цирковых делах, что все его мысли касались только предстоящего нынче вечером представления. Посмотрев на часы, он решил, что надо поскорее этот разговор завершать, ему было сейчас не до разговоров, к тому же он побаивался ответить что-то невпопад.
“Дорогая моя, сердечко мое, – сказал он, – сегодня выпустим тебя дополнительным номером, будешь выступать на проволоке. А публике я объясню, что это сюрприз, ты начинающая артистка и к тому же ты моя дочка. Что мы договорились: сумеешь хорошо выступить, тогда научу тебя всему, что сам умею, чтобы ты в один прекрасный день могла бы стать… директором цирка. – Он помолчал, и уже с жаром продолжил: – Постой, лучше… я скажу публике, – отец взмахнул руками, словно действительно стоял на арене, – что мы с тобой поспорили… я и ты, моя дочь… Нет, это будет им не очень интересно, я скажу, что, если ты хорошо выступишь, я разрешу тебе выйти замуж за твоего избранника, хотя и считаю, что он тебе не пара”.
“Но мы ведь спорим из-за другого…”
“Наш уговор остается в силе, – прервал ее отец, – обещаю, Розали”.
“И что я должна буду сделать на проволоке?”
