Тереза застывает, потом садится на него, как всадница, наклоняется, ее волосы падают ему на лицо, она смотрит ему в глаза.
– ПРЕКРАТИ! – говорит она сдавленным голосом. – Думаешь, я всегда такая, с любым?!
Она снимает кофточку. И Юнас, хотя не очень-то понял, что она только что имела в виду, опять притягивает ее к себе. Она опять целует его, на этот раз Юнас отвечает на поцелуй, ощущает ее тело, его порывы и движения становятся неистовыми.
Потом, когда они лежат спокойно, бок о бок, Тереза осторожно гладит руку Юнаса. Его запах и его тепло рядом с ней в этой темноте. Ее тянет в сон, и в то же время все в ней поет от счастья, от того, что рядом именно этот мужчина.
– Расскажи что-нибудь, – шепотом просит она.
Юнас услышал. Но не может придумать, о чем рассказывать.
– Лучше ты, – говорит он.
Тереза вытягивается, кладет руки за голову и смотрит перед собой в темноту.
– Ну ладно… знаешь, о чем я сейчас вспомнила? – Она бросает на него быстрый взгляд и на всякий случай спрашивает: – Ты, может быть, хочешь спать?
– Да нет… – Юнас чувствует, как легко сейчас у него на сердце, оно больше не ноет.
– Ну ладно, – повторяет Тереза, – в детстве, когда мне было восемь лет, я придумала секретную мечту. Ну знаешь, сказку, которую рассказывают сами себе. Мою сказку, точнее, игру, ведь я играла в эту мечту, такую нескромную, что даже краснела, когда представляла что и как. Но все равно придумывала, что будет дальше. Это было романтично.
– Гм, – понимающе отзывается Юнас. – В смысле эротично?
– Я никогда ни с кем не играла в доктора, – неодобрительно возражает Тереза.
– Ну хорошо, хорошо.
– Но, может, в этом и было что-то эротичное, потому что я точно очень стыдилась. – Тереза вздыхает, понимая, что сказочный блеск детской фантазии при пересказе может потускнеть.
– Ну слушай. Жила-была девушка-детектив, которую звали Розали, Розали – это я, тогда мне казалось, что это самое красивое имя на свете. У Розали были роскошные наряды, думаю, она походила на фарфоровую герцогиню, которая стояла у бабули – маминой мамы – на пианино. Но она же детектив, она обязана была ловить воров. Преимущественно одного.
– Особо опасного, – говорит Юнас, и поворачивается на бок, лицом к ней. Ему ужасно хочется спать.
– Нет, мой вор, – говорит Тереза и смотрит на Юнаса, – был скорее особенно красивым. А когда он совершал преступление, у него вечно что-то не ладилось, вор-недотепа. Он сидел в тюрьме и плакал, а Розали приходила к нему и утешала. Иногда она ловила его прямо на месте преступления, причем он мог повредить себе руку или ногу, и она помогала ему, спасает, а потом засаживает в тюрьму. Она никогда его не выпускала, вот такая была игра: этот вор все время должен был чувствовать себя слегка униженным.
