Теперь я мог дать работу своим мыслительным способностям, отказаться от всяких мелких и низких целей, мог возвысить свой ум изучением тайн природы. Мой отъезд из Англии был ускорен тем обстоятельством, что я чуть не убил человека в ссоре, так как я вспыльчивого нрава и забываю о своей силе, когда прихожу в бешенство. Против меня не было возбуждено судебного преследования, но газеты травили меня, а люди косились на меня при встрече. Кончилось тем, что я проклял их и их прокопчённый дымом город и поспешил в мои скверные владения, где я мог, наконец, найти спокойствие и благоприятный случай для уединённых изучений и размышлений. Я сделал позаимствование из своего капитала прежде, чем уехал, и таким образом мог взять с собою избранную коллекцию философских книг и самых современных инструментов вместе с химическими препаратами и другими подобного рода вещами, которые могли понадобиться мне в моём уединении.
Местность, которую я унаследовал, была узкою полосою, состоявшею большей частью из песка. Она простиралась на пространство немногим больше двух миль вокруг берега бухты Мэнси. На этой полосе был ветхий дом из серого камня, никто не мог сказать мне когда и для чего построенный; я починил его, и он сделался жилищем, совершенно удовлетворявшим моим скромным вкусам. Одна комната была моей лабораторией, другая - гостиной, а в третьей, как раз под покатой крышей, я подвесил койку, в которой всегда спал. Были три другие комнаты, но я оставил их пустыми, кроме одной, которую отдал старухе, ведшей моё хозяйство. На протяжении нескольких миль во все стороны не было никого, кроме Янгов и Мак-Леодов, - рыбаков, которые жили на другой стороне Фергус-Несса. Перед домом была большая бухта; сзади неё - два длинных обнажённых холма, прикрытых другими более высокими; между холмами была долина, и когда ветер дул с суши, он обыкновенно нёсся по ней с меланхолическим завыванием и шептался между ветвями елей под моим аттическим окном.
Я не люблю людей. Справедливость заставляет меня прибавить, что и они, кажется, большей частью не любят меня. Я ненавижу их мелкие, низкие, пресмыкающиеся обычаи, их условность, их обманы, их ужасный взгляд на правду и неправду. Их оскорбляет моя резкая откровенность, моё невнимание к их общественным нормам, то нетерпение, с которым я отношусь ко всякому принуждению. Посреди своих книг и химических препаратов, в своей уединённой берлоге в Мэнси, я мог уйти от шумной людской толпы с её политикой, изобретениями и болтовнёй и остаться вдали от всего, неподвижным и счастливым. Впрочем, не вполне неподвижным, так как я работал в своей маленькой пещере и делал успехи. Я имею основания думать, что атомистическая теория Дальтона основана на ошибке, и знаю, что ртуть не просто химическое вещество.
