Не скажу, что моему приезду очень обрадовались. Приняли сдержанно, выслушали деревенские новости, накормили, выделили угол для отдыха.
Симонове тогда чаще называлось Симоновской слободой. Здесь жил рабочий люд. Домишки лепились один к другому. Застройка велась как бог на душу положил. Ни тротуаров, ни освещения. По вечерам слобода погружалась в кромешный мрак. Вольготно было разве что собакам, которых тут бегало великое множество.
Моим молодым читателям, думаю, небезынтересно будет узнать, почему в Симоновской слободе поселились рабочие. В конце девятнадцатого - начале двадцатого веков на территории слободы начали строить крупные по тем временам заводы "Вестингауз" (ныне "Динамо"), Бари (с 1922 года "Парстрой") и другие. Люди сюда стекались отовсюду. Гнали их нужда, бесхлебье. Домишки росли, как грибы. В этих неказистых домиках жили удивительные люди. Многие из них только недавно, как и я, оставили свои деревни. Были они отзывчивые на доброту, умелые в работе. Но и за себя могли при случае постоять. Недаром Симоновская слобода была на особом счету у жандармского начальства. Именно здесь в революцию 1905-1907 годов пролетариат показал себя сплоченной и организованной силой. В бурные дни Декабрьского восстания на территории слободы возникла "Симоновская республика" - укрепленный самоуправляющийся рабочий район. Весь его опоясали баррикады. Отряды дружинников изгнали из слободы полицию. Власть держал Совет рабочих депутатов, поддерживавший тесную связь с революционно настроенными солдатами.
На котельном заводе Бари, куда я определился работать, события того восстания были живы памяти рабочих. Они, эти события, как гордые легенды о мужестве и храбрости симоновских пролетариев, изустно передавались от человека к человеку, от сердца к сердцу. Поведали о них и мне.
Довольно быстро я привык к новой обстановке, крепко сдружился с новыми товарищами. Заботливое отношение друг к другу - вот что поражало меня. Особым доверием проникся к Петру Ивановичу Климову. Нелюдимый с виду, он так щедро и доверительно открывал свое сердце в беседах, что это притягивало, заставляло делиться с ним самым сокровенным. Был у него и особый дар - подсказать человеку добрую мысль, натолкнуть на доброе дело, заставить глубоко задуматься и оценить то или иное событие. Он любил повторять в таких случаях: "Ты вникни в суть, напряги мозги".
Не помню, как это произошло, но однажды я ослушался старого рабочего, у которого был в подручных. Обиду нанес уважаемому человеку.
