— Работы много с нею было, зато останетесь довольны.
— О! — могла только благодарно простонать Улита.
Она унесла карточку домой и весь вечер разглядывала ее. Так вот она, Улита, какая. Она думала — жалкая, некрасивая, старая. А оказывается, она прелесть. Прелесть, другого слова не найти. И совсем еще молодая. Конечно, уговаривала она себя, я такая и есть. Ведь аппарат лгать не может. Какая есть, такая и выйдешь. Я близорукая, мне плохо видно в зеркало, и зеркало у меня косое и зеленое. А я вот какая. Она осторожно поцеловала карточку.
«Душенька моя. И он тоже поцелует тебя. Поцелует».
От этой мысли ладони вдруг стали влажными и колени ослабели.
Ответ пришел очень быстро.
«Голубь мой, Улиточка, — писал он. — Хотя важна душа, а не внешность, но и внешность ваша подходящая. Вот взгляните, каков я. В надежде вам понравиться».
Ваш Иван, или Ваня».
На фотографии был изображен мужчина лет тридцати пяти, коренастый и крепкий. Темные волосы пышным чубом спускались на его лоб. На нем был крахмальный воротник и галстук бабочкой. Он держал котелок и белые перчатки в руке.
— Какой красавец! — почти испуганно вскрикнула Улита. — И руки, и ноги, все цело. И даже шрама нет.
Ей почему-то казалось, что он инвалид, потерявший руку или ногу на войне или, по меньшей мере, изуродованный. Даже и такого она была готова любить. Но он оказался молодым, здоровым, настоящим мужчиной. И это уже было слишком, это было трудно перенести.
— Господи, за что? За что такое счастье?
Она крепко прижала фотографию к сердцу, все поплыло перед глазами, цветы на обоях сплелись в огромный венок, занавески на окнах высоко взметнулись. Стало трудно дышать. Острый угол фотографии больно впился в ее грудь, и ей показалось, что сердце ее открылось, и он, Ваня-Ваничка, со своим чубом и галстуком-бабочкой вошел в него.
Фотография взволновала всю мастерскую.
— Нет, каков, — кричали все мастерицы. — Не мужчина, а сахар. Вот мне бы такого.
— Ему бы парикмахером быть с такой прической, а не колбасником.
— Или кондитером. Он похож на сдобный крендель.
Улита вырвала карточку из рук мастериц. Злые дуры! Завидуют чужому счастью. Лучше молчать, скрывать, а то еще сглазят.
Теперь письма приходили каждый день. Все было решено. Он пришлет ей денег. Она поедет к нему в Марсель, и там они повенчаются. И тогда начнется счастье на всю жизнь. До самой смерти.
А пока Улита шила приданое: розовые и голубые халатики, обшитые пухом, шелковые рубашки с бантиками, ночные чепчики. Все, что, по ее мнению, необходимо счастливой женщине, все то, чего у нее раньше никогда не было.
