Къ войнѣ фронтовой присоединилась еще война партизанская.
Добровольцы попали въ злое осиное гнѣздо.
Бои не прекращались ни днемъ, ни ночью.
Это была нескончаемая тревога, безперерывная война, неустанное лролнтіе крови...
И армія, усталая, безсмѣнная въ своемъ сокрушительномъ продвиженіи впередъ оставляла за собой кровавый и огненный слѣдъ, разметывая передъ собою смѣняющія другъ друга огромныя полчища врага.
Некогда было ѣсть, некогда спать.
Бойцы падали отъ переутомленія и голода, но боевая энергія ихъ не ослабѣвала ни на минуту.
Положеніе арміи было всегда настолько безпримѣрно-отчаяннымъ, настолько труднымъ, что каждый въ этой маленькой кучкѣ людей-героевъ сознавалъ, что минутная оплошность кого-либо изъ нихъ, нерѣшительность, промедленіе, трусость погубить цѣликомъ всю армію, и всѣ изъ послѣднихъ силъ тянулись, какъ можно лучше и честнѣе, исполнить свой долгъ.
И чѣмъ дальше вглубь кубанскихъ степей продвигалась маленькая армія, тѣмъ сильнѣе и непримиримѣе становилось ожесточеніе обѣихъ враждующихъ сторонъ.
Пропасть между пришлыми большевиками и мѣстнымъ мужицкимъ населеніемъ съ одной стороны и добровольцами съ другой разверзалась все глубже и шире.
О какомъ-либо примиреніи и думать было нечего.
Такая мысль всякому показалась бы дикой и преступной.
Это никому и въ голову не приходило.
Тутъ шла борьба на истребленіе, не на животъ, а на смерть.
Съ одной стороны народъ, какъ медвѣдь, лизнувшій крови, безнаказанно испробовавшій убійствъ и грабежа, полагаясь на свою колоссальную численность, возгордившійся тѣмъ, что ему все позволено, рѣшившій, что онъ все можетъ, что онъ единственный надъ всѣми и всѣмъ повелитель, хотѣлъ только одного послѣдняго — насладиться истязаніями, упиться кровью уже доведенныхъ до ничтожества и отчаянія баръ и барчатъ — раздавить ихъ послѣдній оплотъ — маленькую армію. Ему казалось, ему это внушали, что только она одна мѣшаетъ ему воспользоваться плодами его побѣды, его завоеванныхъ «свободъ». Его сердило, его приводило въ неистовство то, что противъ него, непогрѣшимаго праведника, какимъ называли его черные демоны разрушенія и во что онъ въ простотѣ душевной вѣрилъ, дерзнула возстать кучка людей и это тогда, когда всѣ ему льстили, всѣ передъ нимъ заискивали, склонялись, никли и ползали. Жестокаго обмана и страшнаго предательства развратный, тупой дуракъ-народъ тогда еще и не подозрѣвалъ. Залитые невинной кровью безстыдные, хищные глаза его не видѣли того неописуемаго бѣдствія, которое уже подстерегало его и немного позднѣе обрушилось на его преступную голову.
