На полѣ битвы осталось 587 большевистскихъ труповъ, не считая раненыхъ. У добровольцевъ оказалось двое убитыхъ и человѣкъ семнадцать раненыхъ.
Послѣ такого кроваваго урока, даннаго добровольцами своимъ врагамъ, крошечная армія нѣсколько дней двигалась безпрепятственно.
Но это было затишье передъ бурей.
Большевики въ ужасѣ разбѣгались передъ добровольцами, но ихъ вожди сосредоточивали новыя, громадныя силы въ станицахъ и селахъ въ надеждѣ преградить маленькой арміи путь къ Екатеринодару, окружить ее со всѣхъ сторонъ и полагаясь на свою подавляющую численность и изобильное вооруженіе, совершенно стереть ее съ лица земли.
Была темная ночь.
Холодный, пронизывающій вѣтеръ гулялъ въ голой, плоской степи.
Черныя, тяжелыя, разорванныя тучи, поминутно мѣняя свои очертанія, неслись по темному небу, то совершенно заволакивая его, то оставляя просвѣты, въ которые вдругъ робко блеснутъ двѣ-три звѣздочки, чтобы черезъ секунду-другую скрыться.
Степь въ эту пору была безлюдна, молчалива, угрюма и угрожающа своей непріютной пустынностью.
Только въ одномъ мѣстѣ, у самаго еле сѣрѣвшаго въ темнотѣ шляха, вокругъ одного телеграфнаго столба шевелилось нѣсколько человѣческихъ фигуръ.
Всѣ эти люди бодрствовали, всѣ держали винтовки въ рукахъ и полушопотомъ вели отрывистый разговоръ.
Рядомъ съ этой кучкой прямо на подмерзлой холодной землѣ лежало вповалку, плотно прижавшись другъ къ другу, нѣсколько чековѣкъ, которыхъ трудно было отличить отъ земли.
Они спали тяжелымъ, мертвымъ сномъ въ конецъ усталыхъ людей.
Это была одна изъ партизанскихъ заставъ, охранявшихъ безопасность Добровольческой арміи, за нѣсколько верстъ выдвинутая отъ станицы, въ которой ночевали главныя силы и обозъ.
Надъ головами партизанъ вѣтеръ рвалъ и трепалъ обледенѣлыя телеграфныя проволоки, и онѣ заливисто свистѣли и звенѣли.
Толстый столбъ нудно тянулъ свою однотонную гудящую басовую нoту.
Кругомъ было такъ черно и плоско, что едва можно было отличить черту горизонта отъ неба.
Прямо непосредственно передъ заставой начиналась глубокая балка, на днѣ которой и у обочинъ ея цѣлыми полосами, на подобіе разметаннаго вѣтромъ бѣлья, кое-гдѣ виднѣлся уцѣлѣвшій снѣгь.
Вдали за балкой въ темнотѣ на нѣкoтopoмъ разстояніи другь отъ друга еле-еле маячили фигуры двухъ часовыхъ, которыхъ отсюда могъ замѣтить только опытный зоркій глазъ того, кто разставлялъ ихъ по мѣстамъ.
Нельзя было зажигать огня, нельзя было курить, нечѣмъ было позабавиться.
