Это озадачило мужиковъ и они стали держать себя гораздо приличнѣе, особенно въ присутствіи Юрочки.
Онъ не понималъ, почему мужики стали такъ злы, почему, когда объявили имъ полную свободу и равенство со всѣми, въ поступкахъ ихъ не замѣчается и тѣни благородства, а наоборотъ, они стали еще грубѣе, требовательнѣе и наглѣе, почему они ко всѣмъ тѣмъ, кто выше ихъ по общественному положенію, образованію и достатку, относятся съ такой непримиримой враждебностью, что ни за кѣмъ, кромѣ однихъ себя, не признаютъ права жить?
Раньше Юрочкѣ казалось, что какъ только объявятъ всѣмъ свободу, братство и равенство, такъ сразу всѣ станутъ добрыми и братски будутъ относиться другъ къ другу, а тутъ вышло какъ-будто совсѣмъ наоборотъ.
И Юрочка глазамъ своимъ не вѣрилъ, терялся, и все-таки надѣялся, что это не то, не настоящее, что это какое то недоразумѣніе, которое скоро разсѣется, пройдетъ и пройдетъ сразу, вотъ какъ-нибудь онъ утромъ проснется и все будетъ иное, все измѣнится, всѣ будутъ ласковы, хороши и доброжелательны другъ къ другу.
И первое время онъ ждалъ этого чудеснаго превращенія, но оно не наступало и чѣмъ дальше, тѣмъ было хуже, возмутительнѣе и гаже.
И самъ Юрочка мало-помалу сталъ смотрѣть на мужиковъ съ опаской, а потомъ въ его незлобивомъ, доброжелательномъ сердцѣ начала зарождаться непріязнь къ нимъ.
Однажды, проходя по дорогѣ около своей усадьбы мимо кучки мужиковъ и парней, онъ услышалъ:
— Пожди, дай срокъ. Доберемся и до баръ съ барчатами. Подъ орѣхъ раздѣлаемъ; попили нашей кровушки. Попьемъ и мы ихней.
Сказано это было громко, съ неизбѣжнымъ прибавленіемъ мерзкихъ словъ и видимо, нарочно для того, чтобы Юрочка слышалъ, сказано съ непримиримой враждебностью.
И говорили это не одни парни, а и немолодые мужики, изъ которыхъ кое-кого онъ зналъ, которые неоднократно приходили и сами и присылали своихъ бабъ и дѣтей къ мамѣ лечиться, которымъ папа неоднократно помогалъ кому хлѣбомъ, кому деньгами.
Юрочка глубоко, до слезъ былъ обиженъ, оскорбленъ и огорченъ.
Надъ этими словами и особенно надъ тѣмъ непримиримо-злобнымъ тономъ, какимъ они были сказаны, Юрочка много и долго ломалъ голову.
«Что сдѣлали мы имъ дурного? Папа и мама всегда хорошо относились къ нимъ, помогали имъ, заступались за нихъ, когда ихъ кто-нибудь обижалъ, чѣмъ мы виноваты, что мы богаче и образованнѣе ихъ? За что же меня-то и моихъ сестренокъ они ненавидятъ, за что? Вѣдь ни злого, ни худого мы еще не успѣли имъ сдѣлать. Но если бы они могли раскрыть мое сердце, то увидѣли бы, что, кромѣ добра, я ничего никогда не желалъ имъ».
