Внушительная, легкая фирура и грозное лицо партизана вселили въ сердце Юрочки невольный страхъ и восхищеніе.
Мгновеннымъ взглядомъ окинувъ дворъ и садъ, въ которыхъ валялись тѣла убитыхъ красныхъ, и, видимо, убѣдившись, что здѣсь дѣлать уже нечего, онъ крикнулъ: «Господа, впередъ, за мной!» и бросился по деревяннымъ свѣже сломаниымъ ступенькамъ обратно въ вокзальчикъ, а оттуда по корридорчику на узкую досчатую платформу.
Юрочка и бывшіе въ дворѣ партизаны побѣжали вслѣдъ за нимъ
На платформѣ еще шла борьба.
Притиснутая къ стѣнѣ кучка опомнившихся красногвардейцевъ безпорядочными выстрѣлами отбивалась отъ насѣдавшихъ со всѣхъ сторонъ партизанъ, разстрѣливавшихъ ихъ почти въ упоръ.
На платформѣ, какъ и во всѣхъ комнатахъ вокзальчика, валялись груды труповъ, ползали и стонали раненые, раздавались звѣриные крики ярости, ругань и мольбы.
Партизанъ-гигантъ ударомъ штыка въ грудь съ разбѣга уложилъ одного краснаго и, упругимъ движеніемъ отскочивъ сразу на нѣсколько шаговъ назадъ, прицѣливаясь, крикнулъ:
— Да живѣе же кончай, братцы, живѣе, живѣе! А-то васъ всѣхъ перестрѣляютъ!
Партизаны еще энергичнѣе насѣли.
Дружно грохнуло и вразнобой затрещало еще нѣсколько выстрѣловъ. Еще и еще...
Окровавленные люди, кто ругаясь, кто прося пощады, падали.
Молча, стиснувъ зубы, ихъ приканчивали прикладами и штыками.
Юрочка онѣмѣлъ отъ ужаса и блѣдный, въ забытьи стоялъ, опустивъ винтовку штыкомъ до пола.
Съ поля, изъ-за полотна дороги съ группой партизанъ возвратился самъ Чернецовъ, преслѣдовавшій красныхъ, ночевавшихъ въ другихъ строеніяхъ станціи.
Одновременно другой отрядъ Чернецова, напавшій на стоявшій на путяхъ эшелонъ красныхъ, частью перебилъ, частью разогналъ, а поѣздъ съ двумя паровозами, съ пушками, пулеметами, съ провизіей и награбленными у населенія вещами привелъ съ собой.
Розовато-красное солнце въ морозномъ легкомъ туманѣ не успѣло и на полъ аршина подняться надъ землей, какъ бой былъ конченъ.
У партизанъ потери выразились въ количествѣ семерыхъ легко-раненыхъ.
Юрочку удивило то, что трупы убитыхъ и пролитая человѣческая кровь своихъ же русскихъ и въ такомь изобиліи, что и ему, и всѣмъ приходилось шагать черезь убитыхъ и лужи, не произвели теперь на него того тягостнаго впечатлѣнія, какъ вчера, за то онъ, какъ и Чернецовъ и всѣ въ ихъ отрядѣ, испытывалъ невыразимую, духъ захватывающую, горделивую радость и счастіе отъ сознанія одержанной побѣды.
Каждый въ груди своей точно носилъ какой-то большой клубокъ торжества, всѣ точно летали, а не ходили, у всѣхъ были довольныя, свѣтящіяся весельемъ лица.
