Рядомъ засѣдалъ крестьянскій Донской съѣздъ, явно большевистскій, договорившійся до того, что потребовалъ отобранія у казаковъ въ свою пользу всей земли и всего имущества, а хозяевамъ-казакамъ предлагалъ выселиться куда угодно.
Въ тѣ времена городъ представлялъ собою пестрый военный лагерь. День и ночь по улицамъ и площадямъ толпились люди во всевозможныхъ военныхъ формахъ. Шли формированія добровольческихъ и партизанскихъ частей.
Въ Новочеркасскѣ оказались почти всѣ Быховскіе узники съ самимъ Корниловымъ во главѣ, тѣ генералы и офицеры, которые, рискуя своими головами, выступили противъ подлыхъ и гибельныхъ экспериментовъ Керенскаго надъ арміей и Россіей.
Послѣдняя цитадель умирающей русской государственности, какъ смертоносными кольцами удава, сжималась со всѣхъ сторонъ и главное — въ сердцѣ самой цитадели было совсѣмъ неблагополучно.
Казаки-фронтовики отказывались исполнять боевые приказы своего начальства, заносчиво, по-хамски разговаривали съ своимъ выборнымъ войсковымъ атаманомъ, грубо во всемъ перечили ему и кричали о своемъ нейтралитетѣ.
Между тѣмъ, на подступахъ къ Таганрогу, отстаивая отъ напора красныхъ Тихій Донъ, дрались не сыны его, а лили свою кровь малочисленныя кучки пришельцевъ — всероссійскіе мученики и стояльцы за родину — офицеры.
Въ Донецкомъ бассейнѣ съ партизанами изъ жертвенной учащейся молодежи разилъ большевистскія банды молодой, доблестный есаулъ Чернецовъ.
Всѣ заборы и стѣны на улицахъ Новочеркасска были обклеены плакатами съ воззваніями записываться въ добровольческій и партизанскіе отряды Чернецова, Семилѣтова, Назарова и другихъ.
Юрочка съ ненасытимой жадностью прочитывалъ всѣ безчисленныя газеты, листовки и иную литературу.
Всѣ печатныя сообщенія и передаваемые изъ устъ въ уста слухи съ близкаго фронта интересовали и волновали его.
Зима стояла не дружная. То морозы, изрѣдка снѣгъ, то оттепель, и дожди, то бушевалъ вѣтеръ въ степи, то поднимались съ поемныхъ низинъ туманы и густой пеленой окутывали городъ.
Дни стояли темные, унылые.
Каждый день съ утра большой соборный колоколъ внушительно гудѣлъ и густой гулъ его рѣдкихъ, призывныхъ ударовъ широкими и мощными волнами медлительно и величаво-печально стлался по землѣ. И таинственно-загадочно гудѣла земля и откликалась, уныло звучали строенія на ней и стонали оголенные стволы и вѣтви деревьевъ города-сада.
И всѣ эти многоговорящіе звуки тоскливымъ, молитвеннымъ воплемъ возносились къ далекому, холодному небу.
