Однажды Сэм видел, как шестеро мужчин привели беглого негра. Жутко было слышать стоны избиваемого до смерти человека.
Даже детям нетрудно было понять, что в жизни негра есть много мучительного. В любую минуту его могли ударить, искалечить. И негр-мулат, будь он хоть совсем белым по цвету кожи, полностью принадлежал своему хозяину. Тот мог делать с ним, что хотел.
Загробное царство «доброго черного бога» нередко представлялось неграм царством отдохновения и счастья.
Тяготы повседневной жизни рабов, их страх перед будущим, неуверенность в том, что принесет завтрашний день, — все это помогало плодить суеверия. Впрочем, среди белых тоже было распространено великое множество предрассудков и нелепейших верований.
Детям Клеменсов и Куорлзов, да и всем товарищам Сэма мир казался наполненным привидениями, таинственными звуками, колдовством, смертельными опасностями. Крик совы, вой собаки — все имело свой страшный смысл. Ночью, верили дети, появляются таинственные существа без рук, без ног, без головы. В темноте всегда можно было ожидать, что кто-то схватит тебя за горло — может быть, это кровожадный «вампир». Глаза зверей, казалось мальчуганам, горят ночью особенным, неестественным светом. Души покойников бродят по миру и иногда вселяются в других людей. Колдуны могут лишить человека сна и даже жизни. Если ночью мышь грызет вашу одежду — значит вы обречены на смерть. Для того чтобы защитить себя от всех этих ужасов, нужно пользоваться талисманами, нашептываниями, особыми знаками. Существовала целая «наука» для борьбы со страхом неизвестности, с колдунами, вампирами, привидениями. Дети не сомневались в магических свойствах заячьих лапок, соли, перца, кладбищенской земли, костей мертвецов.
Что удивительного в том, что Сэм и его друзья верили, будто седая негритянка, жившая на ферме Куорлза, достигла почтенного возраста в тысячу лет и беседовала с самим Моисеем, а круглая плешь на ее голове была вызвана испугом при потоплении египетского фараона. Старуха, по всеобщему убеждению, умела «изгонять бесов».
Жизнь была не сладка, конечно, не только для негров, но и для большинства белых, особенно для тех, кого презрительно называли «белой дрянью». В маленьком Ганнибале не было крупных богачей, там отсутствовали те чудовищные контрасты между нищетой и роскошью для немногих, которые мучили Твена в конце его жизни. Но «демократия», коей гордились многие обитатели западных штатов, была буржуазной демократией, и с каждым годом социальное неравенство не уменьшалось, а возрастало. Когда некий врач представил властям Ганнибала счет за лечение одной бедной семьи, «отцы города» решительно отказались его оплатить. Нищая семья, в которой на всех взрослых и детей имелось лишь одно одеяло, была описана в начале 50-х годов в газетке, которую редактировал брат Твена — Орион Клеменс. Нищенствовали и Бланкеншипы. В заметках Твена, которые не вошли в собрание его сочинений, есть такие строки «Бланкеншипы. Родители — нищие, пьяницы. Девушек обвиняют в проституции — не доказано. Том — добрый молодой язычник. Бенс — рыбак. Дети не посещали ни школу, ни церковь». Проживали Бланкеншипы рядом с Клеменсами, в доме, похожем на заброшенный амбар.
