И мы вышли.
— Куда пойдем?
— Пойдем гулять туда, где есть канализация.
— Но я не хочу идти по улице Барона Капанема. Никогда больше я там не пройду.
— Пойдем по улице Репрессий, до конца.
Теперь Мизинец превратился в коня, который летал. Лусиано, счастливый, балансировал на моем плече.
В районе, где была канализация, Мизинец подал мне руку, чтобы я мог сохранить равновесие на широкой трубе. Это было красиво, когда случалось отверстие и вода брызгала, как фонтанчик, обливая меня и щекоча подошвы ног. У меня немного кружилась голова, но радость, которую доставлял мне Мизинец, показывала, что я уже был здоров. По крайней мере, мое сердце билось спокойно.
Внезапно, вдалеке загудел поезд.
— Ты слышал, Мизинец?
— Это гудок поезда, где то далеко. Однако какой-то странный стук становился все ближе, и новые гудки нарушали тишину.
Мною овладел полный ужас.
— Это он, Мизинец. Мангаратиба. Убийца. Стук колес о рельсы страшно нарастал.
— Поднимись сюда, Мизинец. Быстрее, Мизинец! Но Мизинец не смог сохранить равновесие на трубе, по причине блестящих шпор.
— Поднимись, Мизинец, дай мне руку. Он хочет убить тебя. Хочет разорвать тебя. Хочет изрезать тебя на кусочки.
Едва Мизинец вскарабкался на трубу, как проклятый поезд прошел над нами, гудя и изрыгая дым.
— Убийца!.. Убийца!..
Между тем, поезд все еще продолжал свое движение по рельсам. Слышался его голос, прерываемый хохотом.
— Я не виноват…. Я не виноват…. Я не виноват….
В доме зажглись все лампы, и моя комната заполнилась полусонными лицами.
Это был кошмар.
Мама взяла меня на руки, пытаясь подавить своим плечом мои всхлипывания.
— Это был сон, сын… Кошмар.
Я снова начал рвать, пока Глория рассказывала Лалá.
— Я проснулась, когда он закричал «убийца»…. Говорил «убивать», «разрывать», «резать». Боже Мой, когда это закончиться?
Однако все закончилось через несколько дней. Я был приговорен жить и жить. Глория вошла сияющая. Я сидел на кровати и глядел на жизнь с грустью разочарования.
— Смотри, Зезé.
— В ее руках был белый цветочек.
— Первый цветок Мизинца. Скоро он станет взрослым деревом и начнет давать апельсины.
Я ласкал между своих пальцев беленький цветочек. Не буду больше плакать по любому поводу. И хотя Мизинец пытался сказать мне, прощай, этим цветком, но он ушел из мира моих грез, в мир моей действительности и мой боли.
— Сейчас поедим кашки и походим по дому, как это ты делал вчера. Давай!
Король Луис взобрался на мою кровать. Теперь ему всегда разрешали находиться рядом со мною. А вначале не хотели, чтобы он волновался.
