«Обещаю, что стану хорошим, что не буду больше драться, что не буду больше говорить непристойности, и даже задница не буду говорить…. Но хочу навсегда остаться с тобой…»
На меня посмотрели с огорчением, думая, что я снова говорю с Мизинцем.
Сначала это было просто слабое царапание в окно, затем перешло в удары. Снаружи слышался очень тихий голос:
— Зезé!..
Я поднялся и оперся головой в деревянную раму.
— Кто это?
— Я. Открой.
Я толкнул ручку, так чтобы не было шума и не разбудить Глорию. В темноте, как некое чудо, сверкал весь позолоченный Мингито.
— Можно войти?
— Конечно можешь. Только не шуми, чтобы она не проснулась.
— Уверяю тебя, она не проснется.
Я отошел в комнату и лег на кровать.
— Смотри, кого я тебе принес. Он настаивал, чтобы навестить тебя.
Протянул руку и я увидел что-то наподобие серебристой птицы.
— Я не могу хорошо разглядеть, Мизинец.
— Смотри лучше, потому что это будет для тебя сюрпризом. Я украсил его серебряными перьями. Разве он не красив?
— Лусиано! Какой ты красивый! Ты всегда должен быть таким. Я подумал, что ты сокол из сказки об аисте-калифе.
Я погладил взволновано ему голову, и впервые почувствовал, что она была мягкая и что даже летучим мышам нравится нежность.
— Однако, ты не обратил внимание на одну вещь. Смотри хорошо. Он повернулся вокруг себя, чтобы показаться.
— На мне шпоры Тома Микса, шляпа Кена Мейжарда, пистолеты Фреда Томпсона, пояс и сапоги Ричарда Тальмаджа. Кроме всего этого, дон Ариовальдо одолжил мне рубашку в клетку, которая тебе так нравиться.
— Никогда не видел, что-либо красивее, Мизинец. Как тебе удалось все это собрать?
— Достаточно им было узнать, что ты заболел, как они одолжили мне все.
— Как жаль, что ты не можешь остаться в таком костюме навсегда.
Я засмотрелся на Мизинца, обеспокоенный тем, знал ли он о судьбе, которая его ждала. Но он ничего не сказал.
Тогда он сел на краешек кровати, его глаза выражали доброту и озабоченность. Он приблизил свое лицо к моим глазам.
— Что такое, Ксурурука?
— Ты больше Ксурурука, Мизинец.
— Хорошо, тогда ты Ксурурукиньо. Разве я не могу любить тебя с большей любовью иногда, чем ты меня?
— Не говори так. Доктор запрещает мне плакать и волноваться.
— Я этого не хотел. Пришел, потому что мне было грустно, и я хотел снова увидеть тебя здоровым и веселым. В жизни всякое бывает. Так что я пришел повести тебя погулять. Пойдем?
— Я очень слаб.
— Немного свежего воздуха тебя вылечит. Я помогу тебе выйти через окно.
