По мере того, как что-то происходило, он умел это объяснять с большим знанием. Так же хорошо, как дядя Эдмундо.
— Расскажи еще.
— Тебе нравиться?
— Сильно. Если бы я мог разговаривать с тобой восемьсот пятьдесят две тысячи километров без остановки!
— А бензин для такой поездки?
— Это бы шло за счет ежедневных расходов.
Тогда он рассказал про мелинис[37], который превращается зимой в сено и производство сыра. Говорят «сыр», а не «сир», он сильно менял музыку[38] слов, но мне думается, что это придавало им большую музыкальность.
Он перестал рассказывать и глубоко вздохнул…
— Мне хотелось бы быстрее возвратиться туда. Возможно, для того, чтобы ждать спокойно свою старость, в мирном и очаровательном месте. Фольядела, рядышком с Королевской горой, в моем прекрасном Загорье.
Только сейчас я понял, что Португа старше моего отца, несмотря на это, его толстое лицо, имело меньше морщин и всегда блестело. Что-то странное пробежало во мне.
— Ты серьезно говоришь? Тогда он понял мое смятение.
— Глупыш, это произойдет не скоро. Может никогда не произойдет в моей жизни.
— А, я? Мне будет нелегко, если ты уедешь, как хотел.
Мои глаза предательски наполнились слезами.
— Но ты должен позволить людям иногда мечтать.
— Дело в том, что ты не пускаешь меня в свои мечты.
Он улыбнулся, очаровательно.
— Во все мои мечты, Португа, я включаю тебя. Когда я выезжаю на зеленные равнины с Томом Миксом и Фредом Томпсоном, я нанимаю дилижанс, чтобы ты путешествовал в нем и не очень уставал. Ты бываешь во всех уголках, где бываю я. Иногда, в классе, я смотрю на дверь и думаю, что ты сейчас войдешь и поприветствуешь меня рукой…
— Боже святый! Никогда не видел такой маленькой души, так жаждущей любви, как ты. Но тебе не стоит так привязываться ко мне, понимаешь?
И все это, я рассказывал Мизинцу. Мизинец, не был расположен к разговору, в отличие от меня.
— Но, правда, в том, Ксурурука, что после того, как он появился в моей жизни, мой отец изменился. Чтобы я не сделал, он считает, что это хорошо. Но считает, это в другом смысле. Не так, как другие, которые говорят: «Этот малый далеко пойдет». Очень далеко, но из Бангу он никогда не выйдет!
Я посмотрел на Мизинца с любовью. Теперь, когда я открыл, что такое любовь, я относился так ко всему, что мне нравилось.
— Смотри, Мизинец, я хочу иметь двенадцать сыновей и других двенадцать. Понимаешь? Первые будут все мальчики и никогда не будут получать побоев. Другие двенадцать станут взрослыми. И я их буду спрашивать: «Кем ты хочешь стать сын? Дровосеком? Тогда, вот тебе: топор и рубашка в клетку. Хочешь быть дрессировщиком в цирке? Хорошо: вот здесь хлыст и униформа…».
