Когда уроки закончились, она позвала меня.
— Хочу поговорить с тобой, Зезé. Подожди немного.
Она стала приводить в порядок свою сумку, казалось, что она никогда не закончит это делать. Я видел, что у нее не было никакого желания говорить, и она искала решительности в своих вещах. Наконец она решилась.
— Годофредо рассказал мне кое-что неприятное о тебе, Зезé. Это правда?
— Я утвердительно качнул головой.
— О цветах? Да, верно, сеньорита.
— Как ты это делаешь?
— Я встаю очень рано и иду мимо сада дома Серджио. Когда калитка едва прикрыта, быстро вхожу и ворую один цветок. Там их столько, что это незаметно…
— Да, но это не хорошо. Ты не должен это делать больше никогда. Это не воровство, это мелкая кража.
— Но это не так, сеньорита. Разве мир не принадлежит Богу? И все, что есть в мире разве не Бога? Тогда и цветы тоже ЕГО…
Она застыла напуганная моей логикой.
— Только так я мог приносить вам цветок, сеньорита. В нашем доме нет сада. А цветок стоит денег…. И я не хочу, чтобы ваш письменный стол всегда стоял с пустой вазой. Она сухо сглотнула.
— А вы разве не дарите мне иногда, деньжата чтобы я купил пирожное с начинкой?..
— Я бы давала тебе каждый день, но ты исчезаешь…
— Я бы не согласился брать эти деньги каждый день.
— Почему?
— Потому что есть и другие бедные дети, которые не носят с собою обед.
— Она вытащила из сумки платочек и незаметно провела им по глазам.
— Сеньорита, вы разве не видите «Совушку»?
— Это кто?
— Та черненькая, которой мать делает на голове валики и подвязывает их бечевкой.
— Знаю, это Доротилия.
— Точно она, сеньорита. Доротилия еще беднее, чем я. И другие девочки не хотят играть с ней, потому что она черненькая и очень бедная. Поэтому она всегда сидит в углу. Я делю с ней пирожное, то, что вы мне дарите.
И тогда она застыла с платочком у носа на долгое время.
Иногда вы бы могли давать эти деньги ей, вместо меня. Ее мама стирает белье и у нее одиннадцать детей. Все еще маленькие. Диндинья, моя бабушка, каждую субботу дает ей немного фасоли и риса, что бы помочь им. И я делю свое пирожное с ней, потому что мама научила меня, что надо делить свою бедность с теми, которые еще беднее.
У нее полились слезы.
— Я не хотел чтобы вы плакали, сеньорита. Обещаю вам, что не буду больше воровать цветы и с каждым днем буду все прилежнее.
— Дело не в этом, Зезе. Иди сюда. Она взяла мои руки в свои.
— Ты пообещаешь мне, потому что у тебя чудесное сердце, Зезе.
— Я обещаю вам это, но не хочу обманывать вас, сеньорита. Я не имею чудесного сердца. Вы говорите это, потому что не знаете, какой я дома.
