Он достал две пачки, когда увидел на моей ладони деньги.
— Это же не для тебя, не так ли, Зезé?
Чей-то голос произнес сзади:
— Что вы говорите! Мальчик в таком возрасте!
Не оборачиваясь, он ответил:
— Вы не знаете клиентов этот типа. Они способны на все.
— Это для папы.
Я чувствовал огромную радость, вертя монеты в ладони.
— Это или это?
— Вы будете лучше знать.
— Я целый день работал, чтобы купить папе этот Рождественский подарок.
— Вот как, Зезé? А он, что тебе подарил?
— Увы, ничего. Вы же знаете, он пока еще без работы.
Он расстроился и в баре все престали говорить.
— А которые нравятся вам, если бы вы брали для себя?
— Обе красивые. Любому отцу понравится принимать такой подарок.
Заверните эту, пожалуйста. Он завернул пачку и был, какой-то странный, когда отдал мне пакет. Как будто бы он хотел мне что-то сказать, но не мог. Я отдал ему деньги и улыбнулся.
— Спасибо, Зезé.
— Счастливых вам праздников!..
Я бросился бегом домой.
Вместе с тем наступил вечер. Только на кухне была зажжена лампа. Все ушли, но папа сидел за столом, глядя на пустую стену. Лицо он держал в ладонях, опираясь локтями в стол.
— Папа.
— Что, мой сын?
В его голосе не было злости.
— Ты где был целый день?
Я показал ему ящичек для чистки обуви. Поставил его на пол и засунул руку в карман, чтобы достать мой пакетик.
— Смотри, папа, я купил тебе красивую вещь. Он усмехнулся, поняв все, чего это мне стоило.
— Тебе нравится? Это было лучшее. Он развернул пакет и вдохнул запах табака, улыбался, но ничего не говорил.
— Покури одну, папа.
Я поискал спички на кухонной плите. Зажег и приблизил к сигарете, которая была у него во рту.
Чуть отошел, чтобы видеть первую затяжку. И что-то со мною произошло. Бросил на пол потухшую спичку. Я был угнетен. Внутри меня все разрывалось. Сильная боль, угрожавшая мне весь день, стала выходить наружу.
Я посмотрел на папу, его бородатое лицо, его глаза. И только смог произнести:
— Папа… Папа…
Мой голос потонул в слезах и плаче. Он раскрыл свои руки и прижал к себе мягко:
— Не плач, сыночек. Тебе еще придется много поплакать в жизни, если будешь таким чувствительным мальчиком…
— Я не хотел, папа… Я не хотел говорить… это.
— Я знаю. Я знаю. Кроме того я не сержусь, потому что в сущности ты был прав.
Он покачал меня немного. Затем поднял мое лицо и вытер салфеткой, которая была рядом.
— Вот так-то лучше.
Я поднял свои руки и погладил его лицо. Провел мягко по его глазам, пытаясь поставить их на место, чтобы не было того большого киноэкрана. Я боялся, что если не сделаю этого, то эти глаза будут преследовать меня всю жизнь.
