Я встал и зашуршал у кровати.
— Куда ты идешь, Зезе?
— Пойду, выставлю свои тапочки по другую сторону двери.
— Лучше не ложи их. Будет лучше.
— Я поставлю их, да. Вдруг случится чудо. Ты знаешь, Тотока? Я хочу подарок. Только один. Но, чтобы это было что-то новое. И только для меня…
Он посмотрел в другую сторону и погрузил голову в подушку.
Когда я проснулся, то позвал Тотоку.
— Пойдем, посмотрим. Я говорю, что-то там будет.
— Я не пойду смотреть.
— А я да, пойду!
Я открыл дверь спальни и, к моему разочарованию, тапочки были пустые. Подошел Тотока, растирая глаза.
— Я же говорил тебе?
Различные чувства перемешались и собрались в моей душе. Это были злость, возмущение и печаль. Не выдержав, я воскликнул:
— Какое несчастье иметь бедного отца!..
Я перевел взгляд со своих тапочек дальше, на другие, которые стояли против меня. Папа стоял и смотрел на нас. Печаль сделала его глаза огромными. Казалось, что они выросли так, на столько, что покрыли бы весь экран в кинотеатре Бангу. В его глазах был такое огорчение, такое большое, что желая плакать, он бы не смог этого сделать. Он остановился на минуту, которая длилась вечность, посмотрел на нас, затем молча, прошел мимо. Мы были парализо-ваны, не имея возможности сказать что-либо. Он взял свою шляпу, лежащую на комоде, и снова вышел на улицу. Только тогда Тотока тронул меня за руку.
— Ты плохой, Зезе. Злой, как кобра. Вот почему…
Он замолчал взволнованный.
— Я не видел, что он там стоял.
— Ты злой. У тебя нет сердца. Ты же знаешь, что папа уже долгое время без работы. Поэтому вчера я не мог глотать, глядя на его лицо. Однажды ты станешь отцом и поймешь, как это больно в таких случаях.
Он замолчал. Я плакал.
— Но, если я его не видел, Тотока. Не видел его.
— Отойди от меня. Ты никчемный. Уйди!
У меня было желание побежать по улице и схватить, плача, папу за ноги. Сказать ему, что я вел себя очень плохо, действительно плохо. Но продолжал стоять, не зная, что делать. Я присел на кровать, откуда смотрел на свои тапочки, все еще стоящие там, пустые. Пустые, как мое сердце, которое билось само по себе.
— Почему я это сделал, Боже Мой? И, именно сегодня. Почему я должен был сделать еще большее зло, когда все и так очень грустно? С каким лицом я посмотрю на него во время завтрака? Да и как я буду, есть фруктовый салат.
Его большие, как киноэкран глаза, пристально смотрели на меня. Я закрывал глаза и видел те большие, большие глаза…
Моя пятка наткнулась на ящик для чистки обуви и у меня возникла идея. Может быть, тогда папа простит мне мою подлость. Я полез в ящик Тотоки и взял взаймы баночку черного крема, потому, что мой уже закончился. Ни с кем, не заговаривая, я вышел, идя грустный по улице не чувствую тяжести ящичка. Мне казалось, что я иду по его глазам. Страдал внутри его глаз.
