— Диана, ты хотела со мной поговорить. Так давай лее. Я специально для этого пришел. У меня мало времени.
Я все ходила вокруг да около.
— Послушай, Фархад, мне тяжело было решиться на этот разговор. Я долго сомневалась, стоит ли. Возможно, ты не знаешь, но дело в том, что мама опять побила Бассиру на прошлой неделе. Она вывернула ей руку, Бассира до сих пор носит повязку, ей очень больно. Она не пошла в школу, потому что не может писать. И теперь она не может помогать нам по дому.
Я ждала его реакции и немного волновалась. Но ведь Фархад всегда всех понимает!
— Я буду говорить с тобой как со взрослой. Мама больна, ты это знаешь, но ты не понимаешь, насколько это серьезно. Ее жестокость, которая изливается на вас, — это жестокость, копившаяся в ней годами. Конечно, это не извиняет мать, но это поможет тебе все понять. Потерпи недельку, я постараюсь чаще бывать дома с вами. Если Бассире очень больно, то пусть она больше не ездит с вами за покупками. Будем поддерживать друг друга, я попрошу братьев, чтобы приходили вам помогать.
Он сразу же встал, оплатил счет в 40 афгани, потом повернулся и добавил:
— А теперь беги на Чикен-стрит, пора работать. Жамшед младше меня на два года, но ему всегда уделяли больше внимания. Меня оскорбило, что мне на помощь может прийти мой младший брат. Мне хотелось, чтобы Фархад больше сочувствовал нам и нашим условиям жизни. Чтобы он сказал мне, что я правильно сделала, что позвала его на помощь. А вместо этого у меня осталось неприятное ощущение, как будто я поговорила с ветром. Как будто я заставила его терять время. Я в здравом уме? Может, я раздула из мухи слона специально, чтобы провести немного времени с Фархадом? В глубине души я так не считаю.
Я прошла через парк Шар-э-Нау, чтобы выиграть время. В парке какой-то мальчик учился кататься на велосипеде, это была одна из тех моделей, которые привозят из Китая. Другие ребята занимались на брусьях возле Синема-Парка, одного из восьми кинотеатров Кабула. Я остановилась посмотреть, как они делали штопор и сальто. Один из них мог подняться на руках и удерживать равновесие, вытянув прямые ноги параллельно брусьям. Старик предлагает за один афгани мелкой дробью пострелять из карабина по спичкам. Молодые чистильщики обуви с деревянными ящиками за плечами и черными от гуталина пальцами поджидают клиентов. Если не хотите, чтобы вам навязали эту услугу, никогда не садитесь на скамейку. Когда сядете, сказать «нет» будет уже невозможно. Мальчик быстренько снимет с вас обувь, хвастаясь тем, что он «лучший чистильщик во всем Кабуле». Обует вас в пластиковые сандалии весьма сомнительной чистоты: кажется, их надевала половина земного населения, и ноги у этой половины были гораздо грязнее, чем ваши! Пройдя через парк, я выхожу на Шараи-Ансари, рядом с Сити-Центром. Это огромная стеклянная башня, принадлежащая инвесторам — семье Сафи. Однажды я зашла туда из любопытства. Там везде зеркала, лифты и эскалаторы. Я очень горжусь этим центром. Мне бы хотелось, чтобы моя жизнь менялась так же быстро, как облик Кабула. А у меня такое впечатление, что моя жизнь — это сплошной застой.
