И тут же со стороны монгольского войска раздалось ответное «ту-ру-ру». На подмогу «своим» выскочила целая сотня. В виду нового противника «рыцари» резко сбавили темп, а затем слитно, как единое целое, развернулись по широкой дуге и устремились прочь. Пара залпов из луков им вслед цели не достигла. Пустившиеся в погоню «горячие головы» быстро отстали и вернулись в строй.
Оказавшись на расстоянии полета стрелы от монголов, сотня укрылась в рощице на самом краю поля боя. Такое указание дал Юсуп. По его замыслу, мощное прикрытие могло им понадобиться в случае отхода.
Тем временем Фархад подъехал к встречающему его сотнику и, сипя незажившей гортанью, доложил, стараясь подражать погибшему Мусе:
– Десятник Фархад. У меня очень ценный пленник. Вырван из лап Тохтамыша. Сами еле ушли от его псов… Этого человека ждет сам амир!
Сотник подозрительно оглядел памирца:
– Что-то я тебя не помню, горец. Ты из какой сотни?
Сзади подъехал хронист. Юсуп не решился оставить его у Тохтамыша, без переводчика он был как без рук.
– Он из кошуна Мусы. Унбаши погиб и передал свой значок этому человеку.
Араба в войске знали как человека приближенного к амиру. Потому не верить его словам основания у сотника не оставалось. Не найдя, к чему придраться, он проворчал:
– Не Мусе решать, кому передавать свой значок. Кто этот человек? – намеренно игнорируя Фархада, он обратился к хронисту, указав на надменно наблюдающего за их переговорами Юсупа.
– Посол из земель франков к Великому амиру Тимуру. Собаки Тохтамыша напали на него, перебили всю свиту. Унбаши Фархад подоспел в последний момент.
Сотник оценивающе оглядел Юсупа, задержавшись взглядом на висящем на поясе «Стечкине», и задумался. Шрам на пол-лица возле правого глаза делал его похожим на потрепанного сторожевыми псами старого лиса. Наконец сотник прервал молчание и кивнул:
– Я доставлю его к моему тысячнику. Вы можете продолжать разведку.
Заговорщики переглянулись. Такого поворота событий их план не предусматривал. Во-первых, операция недопустимо затягивалась. Во-вторых, в одиночку во враждебном окружении и без знания языка Юсуп просто пропал бы. Он обвел взглядом беспомощно уставившихся на него подельников и понял: спасать ситуацию придется самому.
Первым делом нужно было сохранить костяк отряда. Юсуп пальцем поманил Бориса, одетого в литвинский доспех. Светловолосый и сероглазый сын воеводы при всем желании не тянул на тюрка, и потому его решили выдавать за одного из помощников посла. Затем на арабском Юсуп подозвал хрониста и, изо всех сил стараясь подражать правильному произношению, лающим голосом прокричал какую-то абракадабру, призванную изобразить немецкую речь.
