На столь невероятном и в то же время столь необходимом ему пути, который проделал некогда его предок, уроженец то ли Прованса, то ли Булони, то ли Нормандии, приняв участие в Первом крестовом походе за освобождение Гроба Господня и обосновавшись затем во Фракии. Цветные бороздки на дисплее виртуально воспроизводили этот путь. От одной гипотезы к другой, от одной хроники к другой, от одной точки к другой в паутине, сплетенной многими поколениями писцов, а ныне вылившейся в пространство Интернета, двигался Себастьян.
Из всех обитателей Санта-Барбары и Византии лишь бабочки казались ему достойными уважения: безгрешные и грациозные провозвестники, такие неуловимые и беззлобные, не в пример птицам, скорее злым и слишком крикливым. У бабочек ни тела, ни лица, только веретенообразное тулово, к которому прикреплены мембраны души, крылья пространства, паруса пейзажа. Невозможно представить себе их жилище, гнездо, дом — эти понятия вообще с ними не вяжутся. Все, что они могут предпринять для своей защиты, — спрятаться в собственных крылышках, сложенных, как руки для молитвы, и уснуть на какой-нибудь тычинке, лепестке, почке. Эти канатные плясуньи живут на свете, в красках, космической пульсации, временным и ускользающим кристалликом которой они кажутся. Человеку не поймать их, разве что преследуя, догоняя… Жестокость ловца направлена на единственный человекоподобный орган этих вечных переселенцев: головку с экзофтальмическими глазами. Ему достаточно раздавить пальцами эти стекловидные орбиты, чтобы убить живое, спрятанное под небесной драгоценной оболочкой, и насладиться — нет, не замирающим под его убийственными пальцами дрожанием, а самим произведением искусства, в котором сконденсировались и тайна странствия, и родовая память, и мучительное преодоление континентов, то ледяных, то пышущих жаром, и великолепие флоры и фауны, и, наконец, смятение, в различной степени свойственное группам гуманоидов. Историк — это бабочка, охотящаяся за другими бабочками, ищущая новых жертв, ярких пространств, погибших эпох, намагниченных временных промежутков, совершенных ошибок и упрямых скитальцев, вызванных к жизни сотрясениями во Времени.
Бабочка из бабочек прозерпина с черными траурными чешуйками… Адмирал с красными и черными полосками… и сама Анна, эта стендалевская мечтательница эпохи нескончаемых войн… Себастьян каждый день подводил курсор к досье «Анна Комнина, роман» и щелкал «мышкой».
