Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания | страница 51



Долго уговаривали Тоню и всё-таки уговорили. Девочка привязала на шею оленёнку красную ленточку и, сдерживая слёзы, сказал:

— Ты, Борька, иди. Там лучше…

Иван Васильевич взял поводок и свёл оленёнка в тайгу, за глубокий глухой овраг. Без него в палатке стало тихо и пусто. Будто ушёл отсюда в безответные дали близкий и добрый друг.

Вечером всё долго ворочались в постели, молчали, не умели высказать вслух мысли, которые теснились у каждого в груди. Тоня всхлипывала в подушку, мешала спать Борьке. Мать пощупала её лоб и положила мокрую тряпку. У девочки поднялся жар. Уснула Тоня в полночь, когда в палатке по-комариному пискнул и смолк репродуктор.

А утром в окошко кто-то постучал. Люди проснулись и увидели острый рог, круглый укоризненный глаз и красную ленточку. Борька не мог жить в тайге один, без людей. К заветному порогу его привели из синей чащи запах жилья и тёплых ладоней, которые давали хлеб с солью.

С тех пор Борьку никуда не уводили. Он жил с лесорубами. Там, где пожелал сам.

Вскоре на просеку приехал прораб и велел всем собирать пожитки. Лесорубы вязали узлы, чистили закопченные на костре чугуны, не торопясь собирались в дорогу. Иван Васильевич привык кочевать. Но всякий раз перед отъездом чуял он неуютное томление. Где-то в глубине сердца ныла печаль по тем местам, которые успел разглядеть и полюбить. На этот раз было ему не в пример тоскливо. Он швырял в ящик с чёрным клеймом инструмент, ругал свою разнесчастную жизнь, сумасшедшего прораба, который является когда не надо, и вообще всех на свете.

В эту пору, не чуя беды, и подошёл к лесорубу оленёнок. Иван Васильевич глянул на зверя, замахнулся кулаком и закричал:

— Иди отсюда, окаянный!

Оленёнок отпрянул в сторону. Постоял в отдалении, а потом снова пошёл к лесорубу. «Можешь меня убить, — говорил его взгляд. — Мне ничего не жалко, раз ты такой…»

Иван Васильевич пнул ящик, зашиб ногу и ушёл в палатку. Там и сидел, не показывая глаз. Курил махру, морщился от боли, хотя боль была не так уж и сильна.

Что будет с оленёнком, никто из лесорубов точно не знал. Украдкой глядели они на зверя и качали головой. Куда его… Только у детей, как и прежде, было тихо и безоблачно на душе. По вечерам, укладываясь спать, они посматривали на широкие плечи отца, склонившегося над книгой, на темный рубец, который остался с войны на сизой небритой щеке. Дети знали: пока есть на свете такой человек, как отец, всё будет тихо и цело на земле. И оленёнок, и неторопливая ласковая река Ия, и голубое, текущее над вершинами сосен небо.