— Не плачь, дитя, — проговорил он, ласково обнимая ее за плечи и привлекая к себе. — Я не причиню тебе зла. Ты угодна мне. Но те, кто избрал столь неподходящий дар...
Облегчение придало ей храбрости, чтобы поднять на него взгляд. Дионис снова смотрел на толпу. Его глаза были сини и чисты, они будто выцвели, стали прозрачными и твердыми, как драгоценные камни, — безжалостными и безумными. И в них Ариадна Увидела — но не глазами — отца и мать, брата и придворных: утративших разум, рвущих друг друга, покрытых кровью...
Она не в силах была видеть это, — но не могла и отвернуться. От страха ей сделалось дурно. Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется, и Ариадне было так больно, что она поникла возле Диониса. Он опустил взгляд — и видение хаоса истаяло. Вместо этого она Видела, как покровы вокруг ее сердца раскрываются, словно лепестки небывалого цветка. В центре их билось сердце, и вместе с ним пульсировал цветок — и вот от него к Дионису заструились тонкие, чуть колышущиеся нити серебристого тумана. Они коснулись его — и Ариадна глубоко вздохнула: она поняла, что знает и чувствует бог.
Не случись сегодня с ней столького, не узри она, как явился бог, не говори он с ней — Ариадна ни за что не поверила бы тому, что видела и ощущала внутри себя. Благоговение сделало ее восприимчивой. Она узнала, что владеет Даром — она обрела его, когда решила стать настоящей жрицей. Благодаря этому Дару она смогла прочесть волю своего бога — и теперь знала, что он чувствует себя оскорбленным и жаждет покарать тех, кто оскорбил его, наслав на них священное безумие — дабы они сами наказали себя. Это понимание принесли ей туманные серебристые лепестки. Но бояться было нечего. Слабость Ариадны поколебала его. Люди все еще оставались живы.
— Господин мой, — негромко воскликнула она, стискивая длань Диониса одной рукой, а другой теребя его тунику, — никого, кроме меня, не было. Я старшая из девственных дочерей царя. Отец и мать предложили тебе лучшее, что у них есть.
— Старшая из девственных дочерей... — повторил он, переведя взгляд на нее, и голос его звучал скорее озадаченно, чем сердито. — Таков ваш обычай?
— Царственная девственница. — Ариадна робко улыбнулась ему, глядя снизу вверх. — Ведь таково твое требование? Если нет — я объясню, чего ты хочешь, отцу и матери, и это будет записано в анналах храма — чтобы не ошибаться в грядущем. Но надеюсь, ты не отвергнешь меня. Ну пожалуйста! Я мечтала служить тебе. И я готова. Правда, готова.
