- Лезь же, лезь! Хватайся руками! Поднимай ноги!
У него самого пальцы почти парализовало, они загнулись в растопыренные клешни. И тут же из галерейки под ними донеслось почти ритмичное потрескивание, а затем оглушительный грохот. Сапоги Бирса исчезли из-под носа Тейра. «Упал!» - панически подумал Тейр, но тотчас ему на голову посыпались камешки, так отчаянно выкарабкивался Бирс из ствола. «Нет, он пришел в себя». Тейр тоже начал карабкаться, а когда выбрался в верхнюю штольню, побежал вперед, словно скорчившийся заяц.
Он присоединил свои вопли к хриплым крикам Бирса у ствола подъемника. Казалось, прошла вечность, прежде чем им спустили бадью. Тейр свалил в нее Бирса, а сам полез вверх по перекладинам. На полпути он чуть не потерял сознание, но серый свет над головой тянул его к себе как серебряное обещание рая. Когда он выбрался в сарай, Хенци извлекал Бирса из бадьи. Тейр стоял, обхватив руками колени, легкие у него работали, как мехи.
- А инструментов ты никаких не вынес? - обеспокоенно осведомился у него мастер Энтльбух.
Тейр уставился на него, как бык, которого ударили обухом по лбу. Бирс, едва встал на ноги, промямлил что-то невнятное, но, судя по тону, злобное, замахнулся на Тейра, но удар пришелся мимо, и Бирс свалился на пол. За дверью сарая под хлещущим ветром шуршала весенняя ледяная крупа.
- Я пойду домой, - сказал Тейр.
* * *
Окостенев от холода, он наконец добрел до своего домика. Мать с ужасом оглядела его, тут же стащила с него задубевшую одежду, уложила в собственную постель между двумя пуховыми перинами, куда сунула нагретые камни, напоила горячей ячменной водой, подслащенной медом, и ни словом не заикнулась ни об инструментах, ни даже о пропавшем капюшоне. Но прошло целых два часа, прежде чем он наконец перестал дрожать и трястись словно в пляске святого Витта. Матери он отрывисто рассказал о случившемся, опуская подробности, но все равно лицо у нее потемнело, губы сжались. И она не отходила от него ни на шаг, пока у него не перестали стучать зубы.
Когда его голос стал почти обычным и она наконец уверилась, что он, наверное, останется жив, то прошла через комнату к полке над очагом и вернулась с листом бумаги, который похрустывал, пока Она его разворачивала.
- Вот, Тейр. От твоего брата Ури. Пришло утром. Он нашел для тебя очень хорошее место.
Ури все еще пытается заставить его взять пику наемника? Красная сургучная печать уже была сломана: их полная дурных предчувствий мать каждое редкое послание встречала со скрытым ужасом, ожидая известия о болезнях, воспалившихся ранах, ампутациях, о проигрыше всех денег или гибельной помолвке с какой-нибудь из шлюшек, вьющихся возле казарм, - о любой из смертельных опасностей, угрожающих солдату.
