— Кажется, что пробыл тут всего несколько минут, а потом оказывается, что прошло несколько часов. Выходишь на поверхность, а уже темно, — сказал Питер.
Один шахтер так увлекся работой, что время словно бы замедлилось, а потом вдруг стена, в которую он с таким аппетитом вгрызался отбойным молотком, раскрошилась и из пыли возникло лицо человека. Оба, перепугавшись, заорали. Потом оказалось, что это был старатель с соседнего участка.
Теперь старателям приходится постоянно пополнять свой словарь. Появляются новые слова. К примеру, «воздуходувка» — огромный шланг, который высасывает землю и куски породы сразу в кузов грузовика на поверхности. Кроме того, используются специальные вращающиеся барабаны величиной с дом, ставшие розовыми от местной пыли. Их расставляют вдоль берега высохшего озера. Эти агрегаты несколько дней просеивают породу, смешивая ее с водой из скважины, а потом на специальном контейнере проверяют, не блестит ли что. Мы нашли несколько красивых опалов в барабане Питера — синих и бирюзовых, словно переливающееся небо, но слишком маленьких, чтобы на них можно было заработать.
Но больше всего мне нравилось слово «нудлинг». Забавно, что этим же словом в Штатах называют ловлю сома голыми руками. Нудлинг — это специальный термин, обозначающий поиск опалов в шахтных отвалах. В здешних местах «хвосты» сваливают в кучу, и свалка занимает площадь, равную нескольким футбольным полям. Сначала место показалось мне безлюдным, но потом я заметила с десяток человек, увлеченно роющихся в кучах и то и дело складывающих что-то в ведра.
Вообще-то не совсем ясно, откуда происходит слово «нудлинг». В джазе так называют импровизацию, бесцельную игру в ожидании музы. Примерно тем же мы занимались на свалке «хвостов», лениво перебирая камешки в надежде, а вдруг попадется что-то цветное. Мик рассказал мне о туристке, которая прогуливалась вдоль дороги и вдруг заметила какой-то блестящий предмет. Оказалось, что это красный опал, один из самых редких.
— Его оценили в тридцать тысяч долларов, — сказал он.
После такого рассказа я с жадностью смотрела себе под ноги, но, увы, все, что мне удалось найти, — пару обломков простого опала с редкими неяркими искорками. Они были красивые и удовлетворяли мою тягу ко всему блестящему, пускай и ничего не стоили.
— А что это? — спросила я у Питера.
— Это гель кремнезема, — ответил он и признался, что до сих пор остается еще целая куча вопросов по поводу природы опалов.
