Сэр Генри нетерпеливо забарабанил по столу пальцами.
— Ты для меня — удачная находка. Мне не за что тебя благодарить, но я дам тебе рекомендательные письма в Лондон, когда закончится это разбирательство. Ты сможешь устроиться клерком. Но в будущем тебе лучше жить честно, иначе ты кончишь там, где, надеюсь, кончат твои товарищи.
— Не говорите чепухи о честности! — закричал Эндрю. — Вы не рискуете жизнью в этом деле, как я. Вам за это платят.
— Не наглей, — отозвался от окна мистер Фарн. — Ты делаешь это, чтобы спасти свою шкуру, а не ради правосудия.
— Я думаю, и ни для того, и ни для другого, — ответил Эндрю, его гнев рассеялся, когда он вспомнил, как Элизабет подносила чашку к его губам. «Но я никогда не смогу вернуться туда, — подумал он. — Когда все кончится, я должен буду сматываться и вряд ли когда-нибудь снова увижу ее». Эта мысль причинила ему такую острую боль, что он сжал кулаки, мечтая облегчить душу слезами. Он специально повернулся в мыслях спиной к коттеджу, чтобы не видеть, не слышать и не вспоминать о нем, и вместо этого сосредоточился на опасности, которая была перед ним и которую он должен был исхитриться обойти. В этой спокойной комнате на Хай-стрит, в присутствии двух адвокатов страх насилия казался абсурдным. Покой, который посетил его прошлой ночью, был подобен сну, а во сне мог легко появиться кошмар.
Но теперь он пробудился среди реального окружения, среди спокойных обычных людей, и невозможно было поверить, что за ним действительно шла по пятам насильственная смерть. Его бегство больше не казалось таким уж бесконечным. Когда все кончится, он поедет в Лондон и оставит прошлое позади и будет жить, как обычный человек, изо дня в день зарабатывая себе на хлеб. «Я смогу покупать себе книги, — при этой мысли сердце его учащенно забилось, — ходить слушать музыку в аббатство и собор Святого Павла». На улицах будет полно экипажей, на тротуарах — толпы людей. Он будет ходить повсюду и будет не более заметен, чем муравей в муравейнике. «От такого счастья даже на сердце защемило», — подумал он, но затем понял, что боль была не от грядущего блаженства, а от пустоты.
Он опустил голову на руки. «Что проку в жизни, в которой никогда не будет ее», — подумал он. В теплый погожий день захочется вместе с ней радоваться самому, а в холодный — вместе с ней греться у огня… Каждое утро он будет просыпаться с мыслью, что она живет в нескольких часах езды. Поезжай и посмотри, в коттедже ли она. Может, она уехала, или пропала, или умирает, или голодна, или одинока. И каждое утро страх будет вступать в борьбу с этой мыслью и побеждать. В этой постоянной борьбе для него будет не больше покоя, чем в бегстве. «Что же тогда делать?» — спрашивал он себя и устало разводил руками.
