Мужик с недоумением обернулся, блестя очками.
— Чего не поешь?! — заорал ему в ухо Фрязин, и тут, к стыду своему, увидел на лацкане мужикова пиджака аккредитационный бэйдж «Дейли Телеграф».
— Сорри, — сказал Фрязин, отпуская иностранного корреспондента. Тот радужно заулыбался и поволок из кармана маленькую фотокамеру явно с целью запечатлеть Фрязина. Оно бы и не стоило, но приказ был содействовать иностранцам по мере возможностей, особенно в части создания положительного образа сотрудников Управления, поэтому Фрязин приосанился, сделал задумчивое лицо и посмотрел в сторону и чуть вверх, как учили на занятиях.
Блеснула вспышка.
— Сэнкс! — улыбнулся иностранец.
— Плиз! — ответил Фрязин. — Ноу проблем. Зис из май джоб — зе гуард оф ордер энд демокраси ин Раша!
Иностранец заулыбался еще шире и спрятал камеру и даже закрыл карман на «молнию» — съезд съездом, а чтоб не сперли.
Гимн тем временем завершился. Внизу все три составные части шоу медленно маршировали под бравурную музыку, то складываясь в огромный российский флаг, то образуя причудливые цветные узоры. Нахалков отрабатывал свой хлеб.
Откуда-то сбоку выехала трибуна в виде поднявшегося на задние лапы медведя — в передних медведь как бы держал большой российский герб, а над гербом торчали микрофоны, там и должен был помещаться докладчик. Он не заставил себя долго ждать — сам Великий Министр-Спаситель обращался к соратникам по партии.
— Господа! Сограждане! — раздался над стадионом многократно усиленный голос Министра. Огромные экраны показывали вблизи его простое и открытое лицо с усталыми морщинками в уголках глаз. Недалеко от Фрязина кто-то всхлипнул.
— Сегодня мне выпала великая честь открыть второй съезд Великой Демократической Партии России! Все телекомпании и радиостанции России транслируют нашу встречу, весь мир смотрит на нас и слышит нас!
Аплодисменты.
— На пути великих свершений…
Фрязина кто-то подергал за рукав, отвлекая от торжественной речи.
Давешний иностранец.
— Кэн ай ток виз ю?
— Оф кос, — сказал Фрязин и пошел вслед за корреспондентом. Спустившись чуть ниже, где громкость выступления уже не мешала беседе, корреспондент спросил:
— Вот ю синк эбаут мьюдакс?
— Мудаков, что ли? — понял Фрязин. Все бы этим журналистам про мудаков писать. Вон им какой красивый съезд устроили, снимай и пиши — не хочу, а им все мудаки.
— Йес, йес. Мьюдакс!
— Мьюдакс ар ноу э ситизенс, — заявил Фрязин. На сей случай была жесткая инструкция, ограничивающая набор ответов. Провокации, блядь. Знаем мы их.
