Женечка была его мечтой и уже почти невестой. Для счастья не хватало только кооперативной квартиры. Женечка! Белое, доброе, тихое создание… Люсин-Рюмин прикрепил бумажку к двери снаружи и затворился на все запоры…
Ломиться в дверь начали минут через сорок. Петр стоял у дверей, пытаясь по голосам распознать, кто стучится, но у него так дрожали ноги, что пришлось принести с кухни табурет. Петр уселся на него, поджал под себя ноги и накрылся одеялом. На оскорбления, доносившиеся из-за двери, он не отвечал.
— Товарищ Люсин-Рюмин, выходите, с вами ничего не будет, — умоляла взволнованная Элли Карповна.
— Не валяй дурака, Петр. Я знаю, что ты дома, — барабанил в дверь Гуськов.
Слышно было, как обозреватель Суйфулин ведет агитацию за взлом двери. Элли Карповна громко жалела Петра и называла его «сиротой-выдвиженцем».
— Ему нужно подать руку помощи, — увещевала она кого-то.
— Надо взломать дверь и выдать его ихтиологам.
— Это будет суд Линча. Мы не в Алабаме, товарищи, — защищала Петра Элли Карповна.
— Интересно, кто привел в редакцию этого рыболова? — поинтересовался заведующий международным отделом.
— Это не имеет значения, — послышался голос Гуськова. — Редакция — это одна большая семья.
— А в семье, как известно, не без урода, — съязвил Суйфулин.
Все замолчали. Всем стало как-то неловко. И вот в этой тишине раздался голос Люсина-Рюмина. «Урода» Петр вынести не мог.
— Суйфулин, — спросил он, поднося губы к замочной скважине, — расскажите коллективу, почему вы не любите цирк.
О, это был тонко рассчитанный удар и его оценили по достоинству. Несколько человек хихикнули. Все знали, что несколько месяцев назад от Суйфулина, славившегося феноменальной скупостью, ушла жена. Ушла с цирковым артистом, дрессировщиком бразильских питонов. Суйфулин затаил злобу на женщин и питонов. В редакции его не любили.
— Укус умирающего скорпиона, кричал Суйфулин, бросаясь на дверь.
— Суйфулин, прекрати цирк, — остановил его главный редактор. — Я поговорю с ним сам. Рюмин, вы знаете, кто с вами говорит?
— Знаю, — отозвался Петр.
— Вы нам всем сделали больно, Рюмин. Но я авторитетно и при всех обещаю; если вы добровольно сдадите себя коллективу, вас пощадят и оставят в газете. Дворник Федор уходит на пенсию. Мы дадим вам возможность реабилитироваться. В противном случае я разрешу Суйфулину сломать дверь. Вы знаете, что тогда с вами будет. Я считаю: раз, два, два с половиной…
— Открывайте же, несчастный вы человек, — заверещала Элли Карповна. — Вы меня слышите?
