Когда вернулась Коко, я изучала десертное меню, готовая поддаться искушению, потому что всю неделю боролась с соблазном позвонить Айену и теперь нуждалась в своеобразном утешении. Шоколадный торт. Пирог с банановым кремом. Клубничное печенье. Мороженое с фруктами. Но уже слишком поздно. И я не голодна. Зачем мне лишние калории?
— Возьми запеканку от Бетти. А я возьму салат. И мы поделимся, — предложила Коко.
— Идет.
Приняв столь тяжелое решение, мы расслабились. Подошла официантка и приняла заказ.
И в этот момент я увидела Роберта Кингсли, идущего мимо кафе по улице. Он случайно взглянул через окно, оказавшись напротив нас с Коко, и я сказала:
— Это Роберт Кингсли!
Коко, не имевшая представления о том, кто такой Роберт Кингсли, призывно махнула ему рукой.
— Мамочка, нет!
Но было уже слишком поздно.
— А в чем дело?
— У меня нет никакого желания с ним болтать.
— У меня есть. Он просто милашка.
Черт! Идея поболтать с одним из моих преподавателей была просто идиотской. На самом же деле я просто не хотела, чтобы он встречался с Коко. Теперь он на меня больше не взглянет.
Но это и неважно. Он все равно недосягаем. Все это мои глупые фантазии.
— Добрый вечер, — сказал он, подходя к нашему столику. — Джинджер, верно?
Он помнил мое имя!
— Привет.
Он взглянул на Коко. Она натянула одну из своих самых обворожительных улыбок. Он поднял брови. Черт.
— Это — Коко. Моя…
— Сестра.
Моя мать уже не в первый раз проделывала такое.
— А это — Роберт Кингсли. Он преподает в нашей кулинарной школе.
— Значит, сестра Джинджер. Рад познакомиться, — вежливо улыбнулся Кингсли.
— Взаимно.
Коко явно не считала, что он вне пределов досягаемости. Для нее любой мужчина с функционирующим пенисом и не гей считался доступным. И он уже посматривал на грудь моей мамочки. Я прикинула в уме: мне — двадцать пять, ей — сорок три, он где-то посередине.
— Ну, расскажи мне что-нибудь, — посмотрел на меня Кингсли. Я это оценила. Взгляды мужчин не часто возвращались ко мне после того, как они видели мою мамочку.
— С удовольствием.
— Я ужасный преподаватель?
— Вовсе нет, — улыбнулась я.
— Наверное, объясняю слишком скучно?
— Напротив.
Мне хотелось сказать ему, что дело вовсе не в его объяснениях. Мы все были счастливы просто сидеть и наблюдать, как грациозно движутся его локоть и запястье, когда он пишет что-то на доске. А нежность, с которой он наливал вино в сотейник для приготовления соуса? В нем просто жили эта трогательность и шарм.
