— А почему ты думаешь, что можешь высказываться здесь так, словно моя мама — это твоя мама?
— О, боже, неужели следует спорить об этом сейчас? — Коко глотнула вина.
— У меня есть своя мама, так что, заметь, на твою я никак ие претендую, — съязвил Айен.
— Точно. Тебе бы хотелось иметь ее своей подружкой. Вот каковы твои истинные мотивы, не так ли?
Теперь пришло время заинтересоваться Джеку:
— Какого черта она несет?
— Ничего. Джинджер, успокойся, пожалуйста.
— Я спокойна! — Я отодвинула стул. — Чертовски спокойна! — Я встала. — И не голодна. — У меня пропал аппетит.
— Отлично! — сказал Айен. Он продолжал сидеть, следовательно, это я уходила, а он оставался обедать. Неплохо, правда? Сожрать приготовленную мной еду?
— Уходи! — повернулась я к Айену.
— Не понял?
Мое сердце разрывалось, когда я произносила эти слова:
— Я хочу, чтобы ты ушел.
— Но я голоден!
— Я прошу тебя уйти из моей кухни. И из кухни дома, в котором я живу.
Айен вопросительно взглянул на Коко.
— Если она хочет, чтобы ты ушел, — пожала она плечами, — думаю, ты должен уйти.
Ему потребовалась минута, чтобы это осмыслить.
— Хорошо, — сказал он. — Но это смешно.
Он положил вилку, жадно взглянул на баранину, как будто собирался забрать остатки с собой, и ушел. Воцарившуюся тишину нарушало лишь чавканье Джека. Это было ужасно. Я так унизила Айена. Я не хотела причинять ему боль, даже если он причинял ее мне. Он не должен был так уйти.
Я выбежала за дверь и услышала его удаляющиеся шаги.
— Айен?
Я слышала, как он прошел через вестибюль и открыл дверь на улицу. Через несколько секунд я уже стояла у этой двери. Но… так и не открыла ее. Почему, собственно, я должна извиняться? Еще одна никчемная перебранка. Через несколько дней мы снова будем вместе, притворяясь, что ничего не случилось.
— Айен! Подожди, пожалуйста.
Мы вместе пошли вдоль улицы. Свежий воздух, снующие мимо прохожие, машины, запах свежей выпечки.
— Извини. — Почему же я все-таки извинялась? — Но… — наши глаза встретились. — Мы оба знаем, что ничего не получится.
Мне же хотелось сказать совсем другое… Или нет? Почему он вдруг показался мне таким юным? Таким растерянным? Словно заблудившийся ребенок. Нет, нельзя думать об этом. Мы мешали прохожим, но не могли сдвинуться с места.
— Наверное… мы просто… не подходим друг другу…
— Да, — ответил он. — Видимо, ты права.
Какой-то мужчина в полосатом пиджаке обругал нас:
— Дайте же наконец пройти!
Мы отошли на обочину.
— Думаю, — сказала я, — нам следует расстаться.
