Смерть экзистенциалиста | страница 6
Всерьез его никто не принимал, кроме Ларисы.
Полмесяца он пытался вырваться из этой финансовой петли. Потом Лариса предложила сходить в загс и отсрочить регистрацию еще на пару месяцев. И Вовка, лишь две недели назад возмущавшийся двухмесячным сроком от заявления до сочетания, с облегчением, хотя и без радости, согласился. Лариса говорила, что если не отложить, то, она чувствует, ни ей диплома, ни ему аттестата не видать. И с ней нельзя было не согласиться.
Но с этого дня в их отношениях появилась трещина. Не из-за него, из-за Ларисы. Она стала раздражительной, часто плакала, злилась, кричала на него. Потом опять становилась прежней — жизнерадостной, ласковой, доброй. Потом опять вспыхивала. Вовка никак не мог понять, что с ней.
Когда он сдавал экзамены, Лариса, уже получившая диплом, волновалась больше него. Она глотала таблетки, дни напролет торчала в школе (у нее был месячный отпуск, полагающийся после окончания техникума), а с выпускного бала, не дав Володе пройтись с одноклассниками, теперь уже с бывшими одноклассниками, до Амура и по набережной, повела его к каким-то своим друзьям.
У этих молодоженов была комната в коммунальной квартире, в глубине длинного темного коридора. В первом часу ночи Ларису и Володю ждали: на столе красовались непочатые кагор и шампанское, торт и какое-то холодное мясо. Посидели, скованно поговорили об экзаменах, о сравнительных достоинствах высшего образования и рабочей профессии, потом… Потом хозяева поднялись и стали прощаться. Парень смущенно глядел мимо, а его жена, порозовев, тараторила что-то. И прежде чем Саломатин сообразил, что произошло, они остались вдвоем.
— Ты недоволен? Не рад? Ну вот она я. Твоя. Делай со мной что хочешь, милый! — И она покорно прижалась к Вовке.
Он боялся сделать ей больно, а она успокаивала:
— Ты об этом не думай, это ерунда. Все равно мне будет больно, такая наша доля. Ты о себе думай, чтобы тебе хорошо было. Тебе хорошо? Ну и мне тогда хорошо…
Когда он проснулся, Ларисы рядом не было. На столе, придавленная стаканом, чтобы не сдуло сквознячком из форточки, лежала записка. Он подумал, что Лариса в ванной. Но зачем записка?
«Милый мой Вовик! Ключ бросишь в Томкин почтовый ящик, а дверь захлопнешь так, без ключа. С этого начинаю, чтобы ты потом не забыл. Я уехала по распределению. Буду работать в районном Госбанке. И на этом — все. Ничего у нас с тобой больше не будет. Не ищи меня и не приезжай. Любовь пройдет со временем. Ты пойдешь учиться, полюбишь другую и женишься. Может быть, и я. А жениться нам с тобой рано. Мы еще дети. Нет, не беспокойся, с «этим» все в порядке, в любовники ты вполне годен. Но не в мужья. Все, милый, все. И, пожалуйста, не ищи меня, не будь жестоким. Целую тебя. Прощай».