— Я, наверное, вообще не пойду, — сказал он Любе.
— Если вы из-за маскарадного костюма, — сказала Люба (она продолжала говорить ему «вы»), — то можно пойти и без него. Вы у нас и так персонаж экзотический.
Начало карнавала назначено было на десять вечера, но уже за час до того по вестибюлю кинотеатра «Космос» с важным видом прохаживались в шубах, тулупах и валенках разные интересные личности, загримированные головы которых существовали как бы отдельно от шуб и тулупов. Тут были: император Николай Второй в вырезанной из картона короне (поскольку никакой другой отличительной царской приметы бывший директор музея Антиппов придумать не смог); генералиссимус Сталин с трубкой; трое лысых, ходивших гуськом, друг за другом: один, судя по старательному прищуру, — Ильич, другой — с початком кукурузы в руке — Никита, третий — с грубо намалеванным на лысине пятном — Горбачев. Соревновались усами Чапаев в папахе и Буденный с саблей. Причем и сабля, и папаха были настоящие, взятые заядлым рыбаком Колей для себя и друга своего Санька у родного деда Кости.
Сам дед Костя, которому через пару часов должно было исполниться сто лет, находился туг же. Бывший главный архитектор города Хорошевский усаживал его на сцене в позе того самого памятника, который ему — по независящим от него причинам, как-то: отсутствие воды и тепла — так и не удалось изваять. Столетний дед Костя оказался на удивление понятливым, принял ту позу, которую именно хотел архитектор, и сидел в ней неподвижно, дремля, что было для него делом, в общем, привычным.
По вестибюлю прохаживался также молодой человек в толстой куртке и выкрашенном серебрянкой шлеме, на котором было написано, видимо для тех, кто забыл или не догадается: «Гагарин». Стоял, прислонившись к окну, кудрявый блондин в телогрейке с томиком Есенина в руках, а рядом подпрыгивал с мячом человек в ушанке и во вратарских перчатках с нашитыми на них инициалами «Л.Я.». Попадались на глаза и литературные герои. В углу зала сидел некто в длинном черном пальто с жирным черным котом, свесившимся с его шеи вместо воротника и поблескивавшим зеленым глазом, — надо понимать, Воланд; покачивала бедрами и коромыслом, перекинутым через плечо, Аксинья в коротком полушубке, а между публикой шастал в кепке, полосатом шарфе и высоких валенках Остап Бендер, норовивший притереться к карманам гостей. Многие из участников маскарада держали в руках свечки, так что в вестибюле было, в общем, светло, а на загримированных лицах блуждали хаотические тени, придававшие им загадочности и театральности. Кроме практической цели освещения вестибюля, держание свечек в руках должно было, по замыслу Тюдчева, символизировать акт прощания с XX веком.
