Это сообщение пока что не много Володьке разъяснило, и он продолжал розыск. Саша жила на Крутой улице, минутах в двадцати ходу от Володькиного дома. Тут же жил по соседству старичок слесарь, у которого Володька всегда точил коньки.
— Не связывайся ты с им, — посоветовал старичок, когда Володька и ему закинул удочку насчет Гребенюка. — Где уж тебе, белогубому!.. У его на кажное дело слов полон карман, не отбрешешься ты от него.
Володьке вдруг стало тревожно. Наверное, и Ванька Козодоев потому так шебаршится и важничает, что в душе трусит перед такими, как этот Гребенюк. А Лучина? Нет, не похоже, чтобы Лучина трусил!
— Здравствуйте, товарищ Лучина! — сказал Володька секретарю горкома, вскоре же после памятного бюро встретив его около горкома.
— А, Мишуков! Здравствуй, — приветливо, но коротко бросил Лучина.
Володька остался доволен, что секретарь не забыл его фамилии, но его задело, что тот не спросил ничего о Саше. «Нужна ему какая-то там Саша!.. — не без горечи решил Володька. — Он, наверное, и думать о ней забыл». А он, Володька, вот мучайся…
Вечером он бродил по Крутой улице, неподалеку от Сашиного дома. Там горело всего лишь одно одинокое окно, и на свежем снегу почти не было видно следов от крыльца.
И вдруг Володька опять увидел Лучину. Секретарь горкома шел по узкой, темной улице, сунув руки в грудные карманы зимнего пиджака, хрустя калошами. Шел и смотрел номера домов на заборах и калитках.
Лучина тоже заметил Володьку и остановился.
— Ты опять? Давай-ка зайдем вместе к Покровской.
— Зачем? — шепотом спросил Володька. — А если «тот» дома?..
— Испугался? — усмехнулся Лучина и подтолкнул его. — Пойдем, пойдем!
Крыльцо было темное, неосвещенное, все под снегом. Лучина постучал и прислушался. Какая-то старуха спросила через неоткинутую цепочку, кого надо.
— Сашу Покровскую, — громко сказал Лучина.
Старуха сообщила, что Саши дома нет: пошла за керосином.
— У нас тут вечерами не торгуют. Так она либо на Соборную, либо на Колтушиху. Скоро-то не воротится.
— Простите, вы не мамаша ли товарища Гребенюка? — спросил Лучина к удивлению Володьки. — Сына вашего нет дома? Тогда нам бы хотелось с вами поговорить. Вы не бойтесь, откройте.
Старуха подумала и впустила их. Лучина и Володька вошли в плохо освещенную кухню. Пахнуло сыростью, печной золой. Лучина спросил, где же комната Саши. Старуха толкнула незапертую дверь, повернула выключатель.
…Старый, обесцвеченный, продавленный диван с высокой спинкой и костистыми валиками. Кожа на сиденье вся истрескалась, как старческие щеки. Стол с гнутыми ножками, ничем не покрытый, пустой. Смутные стенные часы в большом черном футляре, с позеленевшим тарелкообразным маятником, который, кажется, давным-давно застыл, не качается. Левитановский «Март» на стене, но света в комнате мало, и в картине совсем не заметно солнца, будто она покрыта налетом серой тоски. И тут же рядом на гвозде — знакомая Володьке черная Сашина телогрейка.
