Лесная история | страница 4
Ефросинья Петровна пекла на всех рабочих хлеб, но варить отказалась; управившись по дому, уходила в лес по грибы, благо лето выдалось грибное, а после Петрова дня косила в низких местах, где трава была чуть не по плечи. Изъеденная мошкарой, она возвращалась к вечеру в сторожку, неизменно заставая мужа в компании ужинающих плотников. Слышала не раз, как те посмеивались:
— Что, дядя Логин, караулишь нас?
Петровна, привычно подавляя досаду, шла в избушку, вываливала из фартука набухшие в траве подберезовики и красноголовики и принималась стряпать ужин.
— Славненькая жареха! — хвалил Широков грибы, зажаренные на яйцах и сметане. — Ну что, мать, как трава?
— Не грех бы тебе самому дойти и поглядеть.
— Когда ходить-то? Я ведь при деле: отойди, еще огонь заронят. А огневщик-то я, я и отвечаю…
— Ты ответишь! — насмешливо отозвалась жена.
В конце июля, чуть успели закончить постройки, приехала партия вербованных рабочих.
— Не то татаре, не то мордва, — сообщил Широков жене. — Все больше бабы да девки. И на кой леший их? Какая с них в лесу работа?
Приехавшие наполнили лес голосами, стуком. На поляне около барака сушили постиранное белье, варили что-то в котелках, подвешенных над огнем.
В первый же вечер к Широчихе пришла маленькая черноглазая татарка.
— Тетенька, дай, пожалуйста, если можно, твой корыто. Шибко стираться надо.
— Еще чего! — рассердилась было Ефросинья Петровна. — Я чужим бельем брезгую, милка моя. — Но, заметив, как огорченно взметнулись у девушки тонкие черные брови, сказала: — Погоди, у меня старое где-то есть. Сейчас дам.
Она достала с чердака деревянное, до гладкости истертое корыто.
— Оно маленько течь дает, но постираться можно. Как тебя звать-то?
— Газиля, — радостно сказала татарочка. — Спасибо тебе, тетенька!
Потом Газиля стала заходить часто.
— Давай, тетенька, воду таскать буду, веники вязать помогу.
— Ну, ну, — с суровой ласковостью отозвалась Петровна. — На работе устаешь небось: в лесу робить не шутка.
Газиля полюбилась ей: маленькая, аккуратная, всегда пахнущая душистым мылом, она даже в рабочей одежде выглядела складно. На шее у нее краснели нехитрые бусики, в маленьких ушах поблескивали полумесяцы латунных серег. На вопросы Петровны, нет ли в чем нужды, Газиля просила только или спицы, или вязальный крючок, или ниток и иголок, — видно, была рукодельница.
Как-то в разгар страды, в воскресенье, Петровна взяла с собой Газилю грести сено. Целый день они были вдвоем в лесу. Повязавшись платками по самые глаза, осыпанные сенной трухой, которая щекотала и колола потное тело, посмеивались, перегоняя друг друга, швыряли легкими ясеневыми граблями порыжевшие на солнце кудрявые валы.