Она даже рассмеялась моей наивности:
— Чашку не слепишь, они рождаются на конвейере. То, что ты слепишь, будет совсем хуже той, которую ты получишь в любом магазине!..
— А если мне нравится хуже?
— Ты умрешь.
— Все умрут.
— Они не умирают.
— Как это — не умирают?
— Они просто слагают свои полномочия и идут в реку топиться. Даже есть одна специальная речка, ее так и называют — речка Самоубийц. Когда человек чувствует, что слишком стар, чтобы выполнять возложенную на него обществом обязанность пить из чашки с конвейера, он сразу топится.
— И что же, часто происходят самоубийства?
— Совсем не часто, потому что все счастливы и хотят пожить подольше.
— А семьи? Вообще, есть ли там семьи?
— Семьи конечно есть: они составляются так — одна женщина, двое мужчин, один мужчина — двое женщин. Но каждый имеет выбор, что ему предпочесть. Однако если мужчина предпочитает трех женщин или одну, а женщина трех или одного мужчину, или если мужчина предпочитает мужчин, а женщина женщину, то они умирают.
— Идут топиться?
— Нет. Их убивают. В Извюлине самые лучшие принципы. Мориарти противостояли Извюлине, у них все было совсем не так. Я и сама долго думала, на чью сторону склониться. В Мориарти все рождались, как попало, и это не контролировалось. Государственный аппарат там отсутствовал. Никто ни за кем не следил, и постепенно все население переселилось в сумасшедшие дома, где некому стало их лечить и кормить. Но благоденствие Извюлины и ее внешняя политика задушила Мориарти. И лишила это государство оружия массового поражения. Теперь там пустыня.
— Почему же пустыня?
— Потому что потом, когда Извюлина отобрала у Мориарти оружие, никто уже не мог справляться с таким числом сумасшедших, и пришлось всех убить.
— А есть ли в Извюлине искусства, науки, философия? Верят ли там в Бога?
— Каждый, как в бога, верит в самого себя. Философия там есть, я тебе уже рассказала — свобода и равенство.
— И братство?
— Братства нет: все же вышли из пробирки и все одинаковые, какое же тут может быть братство?
— А может, как раз?
— Молчи и слушай. Там есть нечто лучшее, чем братство — равенство, я же тебе говорю. Каждый может равномерно убить другого, в любой момент. То есть все свободны, кроме необходимых обязанностей: раз в неделю сообщать оракулу, что думает его сосед, вот и все. Для этого в каждой комнате установлены батареи центрального отопления…
Я еще терзала ее какое-то время, без всякой видимой пользы. Иногда Лиза заговаривалась и привирала что-то совсем странное:
