Они стоят у окон и смотрят на дождь. Запотевшие стёкла. Автоматы брошены на протёртый топчан.
…«УАЗ» высадил их на площади и уехал.
Старик шёл молча, то и дело оглядываясь через плечо. Будто хотел запомнить, как выглядит площадь за его спиной. Будто вот сейчас войдёт сюда и никогда не выйдет — и последний взгляд на мостовую, и на высотную гостиницу, и на осенние платаны нужно сделать именно сейчас.
Женщина с чемоданом и сумкой в руках подталкивала двух мальчишек лет пяти-шести, пыталась заставить их идти впереди себя. Мальчишки останавливались, что-то удивлённо спрашивали у неё, идти не хотели. Она хмурилась на них, кивала в сторону «стекляшки» — мол, быстренько туда. Прикрикнуть бы на непослушных — собралась было, да вдруг слёзы задушили. Она в сердцах топнула ногой, откашлялась и позвала старика.
Тот обернулся. Женщина приподняла повыше свою ношу и с укоризной показала ему. Старик подошёл, забрал у неё чемодан; сумку она не отдавала, но он забрал и сумку.
Они вошли в холл и остановились, не зная, куда идти дальше. Никто не обращал на них внимания. Два офицера курили над занесённой вовнутрь урной. Два солдата стояли возле входа. Остальные — тревожная группа — расположились, как обычно, в зале. На верхних пролётах лестницы неразборчиво гудели голоса, за дверью звонил телефон. Трубку брать не торопились — кому надо, дождётся.
Звонки в комендатуре раздавались разные. Кто-то грозил поджогом, кто-то просто матерился, то по-русски, то по-азербайджански. (По-азербайджански получалось почему-то понятней.) Но случались звонки и совсем другого рода. Азербайджанцы, прятавшие у себя соседей армян, просили приехать, чтобы их забрать. Только попозже и потихоньку, и не светить фарами. (Все в городе уже знали, что армян собирают в бывшем горкоме, будут вывозить в Армению.) Некоторые азербайджанцы сами приходили в комендатуру — но всё так же, потихоньку.
— Приезжайте, пожалуйста, заберите, — голос плывёт и глаза бегают по сторонам: не заметил бы кто.
«Съездить по адресу» называлось это у военных. Однажды съездил по адресу и Митя.
Дом уже был разгромлен. Всё как обычно: битые стёкла, ворохи одежды. Валил удушливый дым.
— …! Всё время дым, дым, постоянно что-то дымит! …!
На лестнице что-то мешало пройти, какой-то тюк. Тэн снова выругался. Ухватившись повыше за перила, перескочил завал и выругался ещё раз.
— ….! Задохнуться можно!
Митя добрался вслед за ним до двери, вошёл в комнату. На обуглившемся диване сидел большой плюшевый медведь, целенький, не тронутый огнём. На середине комнаты валялся тлеющий матрас, он и дымил. Повсюду куски, обломки, обрывки — только что казнённые вещи. Другие комнаты, куда ушёл весь дым, словно замурованы — белая клубящаяся поверхность.
