— Где Ермолаев? Кто-нибудь видел Ермолаева?!
— Да здесь я, товарищ лейтенант, за кустом. Живот у меня свело.
Кочеулов, выходя из дыма, машет ему рукой: ко мне.
— Что, надышался?
Совсем скоро это проходит…
…Митя лежит возле высокого бордюра ливнёвки, который назвал про себя арыком — в кино про басмачей они как раз такого размера. Уткнул ствол в темноту, уперся локтями. Лежать неудобно, ноги выше головы. Но Стодеревский скомандовал: «Принять положение для стрельбы лежа, так незаметней».
Он уже не ждет выстрелов. Каким-то особым солдатским нюхом понял: ничего такого не будет. Под ним холодные камни, над ним яркая луна, чересчур большая и близкая. Иногда он оборачивается, перекатывается на бок и разглядывает голубоватое зеркало фасада, аккуратно прострелянное крест-накрест вместе с перекошенным отражением луны.
БТРы разъехались. Одни отправились почёсывать город с приказом отлавливать вооружённых людей, другие — вытаскивать несчастливый 202-ой. Офицеры ушли в здание горкома. От недавнего наваждения осталась неприятная клейкая зола, покрывшая все тело, и банальная усталость. Холодные камни, луна, некий город Шеки.
Темные, без единого проблеска, окна. «Зачем я здесь — жопой к луне на пустой площади?» Спать. Закрыть глаза и спать. Да ещё бы поесть. Вот если бы…
Сначала он не поверил собственному обонянию. Но дурманящий запах как марионетку поднимает его, ставит на ноги и ведет в темноту. Под деревом на бетонном бордюре лежит противень, нежно дымится что-то нарезанное ромбиками, с белыми пупырышками арахиса.
Во рту цунами. Митя кашляет, захлебнувшись слюной.
Откуда? Он оглядывается — никого. Сгустки теней и две луны, на небе и в стеклянном фасаде… О ду́хи дражайшие, достопочтенные барабашки, спасибо вам!
Он осторожно вытаскивает горячий липкий кусочек. О ду́хи! Как это пахнет!
Вдруг в ребра ему втыкаются деревянные пальцы:
А что это Вы тут делаете, товарищ солдат?
Какая дурная привычка — появляться из ниоткуда, из пустого только что пространства! Одной рукой натягивая ремень висящего на плече автомата, другую, с добычей, пряча за спину, Митя оборачивается.
— Что это Вы тут делаете? — следует тычок в рёбра — Вам что приказано делать?
Митя молчит, а Трясогузка и не ждёт ответа. Клюёт пальцами под рёбра и всё сильнее трясёт головой.
— Здесь у Вас что?
Впившись обеими руками, тянет, разжимает пальцы и сбрасывает тёплое, сладкое прямо Мите на сапоги.
Митя дрожит как от холода, но щёки обожжены прихлынувшей кровью. «Что-то… что-то надо… сейчас, отдышаться и…» Не веря сам себе, он тянет с плеча автомат. «Нет, не может быть, я не стану…» Замполит, перестав трясти головой, собирается что-то сказать… «Нет, я ведь не стану?»
