Через лес ехали быстро, впереди она, за ней — Лев Попков на своем крепком широкогрудом скакуне. На пути им попалось поваленное дерево, но Валентина не стала тратить время на объезд. Она услышала за спиной недовольный протестующий возглас, но не остановилась, а повела Дашу прямо вперед и заставила взять барьер. Животное легко перемахнуло через преграду и подалось в сторону, обходя торчавшие из черной земли корни, грозящие бедой неосторожному всаднику.
Лес закончился неожиданно. Они увидели чуть внизу перед собой открытое спокойное, залитое солнцем пространство, лениво раскинувшееся под небом лоскутным одеялом, сшитым из золота и зелени полей, садов и пастбищ. В этот миг Валентина испытала неимоверное облегчение, ей захотелось закричать от радости. Ничего не изменилось. Все выглядело умиротворенно, как прежде. Она натянула поводья, чтобы дать Даше возможность отдохнуть. Валентина вырвалась из лесного кошмара обратно в настоящий мир, в мир, где в воздухе пахло спелыми яблоками, где до их усадьбы, расположенной в самом центре имения, было какихто полмили. Семейный дом Ивановых казался погруженным в дремоту и напоминал толстого сытого рыжего кота, развалившегося у печки. Чтото внутри Валентины затрепетало, отчего дыхание ее сделалось глубже, и она отпустила поводья, собираясь продолжить путь.
— Это был опасный прыжок. Не стоило вам.
Она посмотрела направо. Молодой казак и его лошадь чернели на фоне солнца, неподвижные и мощные, как скала.
— Так быстрее, — ответила она.
— Вы и так уже ранены.
— Но я справилась.
Он покачал головой.
— Вас когданибудь пороли? — вдруг спросил он.
— Что?
— Прыжок был сложным. Упади вы с лошади, ваш отец приказал бы выпороть меня кнутом.
Валентина остолбенела и уставилась на него.
Сыромятную плеть с металлическими шипами вообщето было запрещено использовать в качестве орудия наказания, но многие все же пренебрегали запретом ради поддержания дисциплины. На стене в кабинете отца висела одна такая штука, свернутая кольцом, словно змея. Какоето время Попков и Валентина смотрели друг на друга, и девушке вдруг показалось, что солнечный свет разом угас. Каково это, жить в ежедневном страхе порки кнутом? Лицо Льва было замкнутое и мрачное, да еще прорезанное морщинами, несмотря на юный возраст, как будто в жизни его не было повода для улыбок. Она смутилась и в замешательстве отвела глаза.
— Извини, — сказала Валентина, но он лишь пробурчал в ответ чтото невразумительное.
